— Сначала ты почувствуешь легкое покалывание, жжение, которое постепенно превратится в огонь, пожирающий огонь. Он заставит тебя мечтать о менее жгучем пламени ада. Я не раз видел, как на этой деревянной постели умирали развратницы, но не думаю, что существуют слова, способные описать их страдания. Порошок проест твою утробу и внутренности, как сто крыс, вгрызающихся в плоть, и все женщины в зенане услышат твои крики. И когда в следующий раз их будет искушать грех, они вспомнят тебя.
Теперь Куш дышал тяжело, лицо его исказилось: он был возбужден картиной страданий, которую сам описывал.
— Когда это начнется? — задал он риторический вопрос. — Кто знает… Через час, два, может, позже. Неизвестно. Когда закончится? Не могу сказать. Одни умирают за день, сильные могут умирать четыре дня и кричать до последнего мига. Думаю, ты сильная, но посмотрим.
Он подошел к двери и крикнул евнухам, копавшим могилу:
— Вы еще не закончили? Пока не закончите, не сможете прийти сюда и позабавиться.
— Мы скоро.
Один из них остановился, опираясь на лопату. Над краем ямы виднелись только его бритая голова.
— Мы управимся раньше, чем разорвется первый пакет.
Куш вернулся в комнату и удобно уселся на скамью у дальней стены.
— Ожидание — самое интересное, — сказал он Ясмини. — Некоторые умоляют о милосердии, но я знаю, что ты для этого слишком горда. Иногда храбрые пытаются скрыть от меня миг, когда пакет разрывается. Стараются лишить меня потехи, но ненадолго. — Он захихикал. — Совсем ненадолго.
Он сложил руки на мягкой, женской груди и откинулся на спину.
— Я буду с тобой до конца, Ясмини, буду делить с тобой острые мгновения. А потом изредка всплакну на твоей могиле, ибо я чувствителен и добросердечен.
* * *
Весть о том, что Куш забрал в маленький домик за кладбищем еще одну девушку, быстро разнеслась по зенану. И едва Тахи услышала страшную новость, она поняла, кто эта девушка.
Она также точно знала, что сделать. Не колеблясь, она набросила шаль и чадру и взяла корзину, с которой всегда ходила в город за покупками, когда ее посылали с поручениями жены принца или его наложницы. Свободная женщина, вдобавок старуха, она беспрепятственно, без досмотра выходила из зенана в открытый мир за его стенами, и среди ее обязанностей были ежедневные походы на базар.
Она вышла из своей комнатушки за кухней и кладовками и прошла через весь зенан. Тахи очень боялась, что кто-нибудь из евнухов остановит ее раньше, чем она доберется до ворот.
Над зенаном и его садами нависла глубокая неестественная тишина, словно там никто не жил.