Злобно хлопнув дверью, Рауберман покинул кабинет и направился во двор. Надо было принять меры, чтобы немедленно окончить эту позорную возню с пленным.
На крыльце он остановился, чтоб ознакомиться с обстановкой, стал вызывать к себе подчиненных и отдавать им приказания. Сначала он считал, что его автоматчики шутя сломят сопротивление пленного, но оказалось, что это не так-то легко и просто.
Поддубный, не успев убежать, засел в укрытии и отчаянно отбивался. Позиция ему попалась довольно удобная — бомбоубежище, вырытое когда-то партизанами. Это бомбоубежище находилось поодаль от столовой, в пустынном углу двора, где стояла одинокая старая верба и вместо забора тянулась полуразрушенная проволочная ограда. Отсюда Поддубный мог видеть все вокруг себя и вести оборону. Он придерживался хитрой тактики: подпускал к себе автоматчиков совсем близко и только тогда стрелял. Чувствовалось, что у него мало патронов и он экономно, с расчетом, расходует их. Свой боевой припас он, как передавали очевидцы, пополнил за счет двух автоматчиков, которых подпустил к себе вплотную и затем застрелил в упор. Его хотели захватить живым, но это было не так-то легко. Огонь он вел метко, с мастерством снайпера. Количество жертв от его выстрелов все увеличивалось. Около тридцати жандармов под командой лейтенанта Гольца нажимали со всех сторон, но он не сдавался.
Ожидая конца этой возни, Рауберман нервничал, взволнованно расхаживал взад-вперед по крыльцу.
Он злился не только на своих подчиненных, но и на себя. Как могло случиться, что его, опытного офицера, перехитрили, вокруг пальца обвели. Позор! И все это произошло из-за его излишней доверчивости, из-за того, что он в какой-то степени положился на Бошкина. «Этот проклятый полицейский связался с девкой, а я не только не мешал ему, а даже потворствовал, — проносилось в голове у Раубермана. — Вот теперь и поплатился. Этот дурак и сам погиб, и мне напакостил». Рауберман вспомнил, как он мечтал упрочить свою карьеру, получить повышение за дело Поддубного. Какая уж теперь карьера! Теперь только подставляй спину под удары, терпи унижения и обиды… Но неужели он так легко сдастся? Нет, не все еще потеряно, еще можно исправить положение.
На дворе наступило временное затишье, и тогда Рауберман вдруг услышал, что где-то на южной окраине города, как будто в районе аэродрома, вспыхнула интенсивная перестрелка. Донеслись взрывы мин и снарядов, автоматно-пулеметная трескотня. Вслушиваясь в шум непонятного боя, Рауберман застыл на месте.
— Герр обер-лейтенант! — неожиданно вывел его из неподвижности адъютант, торопливо выбежавший на крыльцо. — Начальник гарнизона просит, чтобы вы ему позвонили.