Друг с другом разговоры заводили,
Искали устья и не находили.
XVII
Когда же вновь, раздувшимся, беспутным,
Им приходилось сжаться между гор,
Бег замедляли и в бурленье мутном
С землей мешали ярых волн напор.
В ущелье было тесно рекам смутным,
Из скальных глыб там ширился затор,
И волны бились об него с размаху;
Смотрел пастух и предавался страху.
XVIII
Как твердь земли дрожит и тяжко дышит
Внутри пустого, высохшего чрева
И шумно пламенем и дымом пышет
Из узкого разверзшегося зева,
И ближняя Вольтерра в страхе слышит
Тот жуткий треск прорвавшегося гнева,
Дождей озера вспененные просят
И выше дым от вод своих возносят, —
XIX
Так эти хляби, яростны, жестоки,
Брега, им супротивные, глотали,
Но до краев свершив разлив широкий,
Себя как будто вдоволь напитали
И прянули назад, сошли потоки,
А горы вместо берегов им стали;
Под буреломом поднялись озера
И склоны гор опустошили скоро.
XX
Крестьяне, видя, что дела их плохи,
На хлевах отпирают все засовы,
Хватают люльки, в коих плачут крохи,
Постарше дети вслед бежать готовы;
Спасают шерсть и лён в переполохе,
А ветхий скарб уносит вал суровый,
Плывут быки, барахтаются свиньи,
А овцы тонут в гибельной пучине.
XXI
И, обездоленный, на крыше кто-то
Глядит, как все труды и достоянье
Вмиг исчезают средь водоворота,
Но, не теряя самообладанья,
Молчит он, не ведет потерям счета,
Спасенью рад и позабыл страданья,
От остальных напастей он не стонет,
Мысль о спасенье все другие гонит.
XXII
А рыбам настоящее раздолье
Резвиться, проплывая по лугам,
Их древней жажды увлекает воля
Дивиться небывалым берегам
И разоренью посредине поля,
Руинам зданий, где и тут и там
Им как преграда стены под водою, —
Все видят, и беда им не бедою.
XXIII
Так и Омброне, страстью распаленный,
Замкнул в объятьях Амбру, островок;
Пленился Амброй Лавр во время оно,
Ревнивый же соперник изнемог.
Была к дриаде Амбре благосклонна
Делосская богиня, но не впрок
Пришлись той быстрота ее и меткость,
Хоть дивна и скромна была на редкость.
XXIV
В минувшие года в дриаду эту
Влюбился Лавр, пастух с окрестных взгорий,
Невинный, он любви поддался свету,
И пламя в грудь ему проникло вскоре.
Однажды, обнаженная, по лету
Вошла в Омброне нимфа на просторе;
Сын Апеннин, он был надменен нравом
Под стать ста братьям-рекам величавым.
XXV
Она и погрузиться не успела
В прохладу вод, отрадных в летний зной,
Как вдруг, пленясь красой нагого тела,
Из грота вышел гордый бог речной,
И страсть в нем, обнаженном, закипела,
Он рог кривой держал в руке десной,
Чтоб Фебовы лучи главы не грели,
На нем венок из бука был и ели.
XXVI
Вот он подкрался в зарослях, безмолвный,