Окруженец. Затерянный в 1941-м (Мельнюшкин) - страница 164

— Aufstehen, russische Schweine![5] — срываюсь на фальцет и вытаращиваю глаза. Выглядеть должно страшно, особенно с пьяных глаз. Сработало, вскакивают как миленькие. Если бы знал, что такие тормоза, сразу стрелять стал бы. Кстати, теперь можно и ствол достать. Рву застёжку кобуры и выдёргиваю "браунинг", одновременно надрываясь в крике.

— Freaks, Schwein, geschossen…[6]

Струхнули, но к оружию не дёргаются, а до винтовок им достать — только руку протянуть, две прямо к столу прислонены, значит всё правильно делаю. Теперь просто машу пистолетом, изрыгая все немногие известные мне немецкие ругательства. Ага, успокаиваться стали.

— Auf die Knie![7]

Не понимают. Попробуем по-русски.

— Колейны! Встайт ня колейны!

Один, похоже, сообразил, самый трезвый наверно и самый молодой, скорее всего Тарас и есть. Остальным лет за тридцать. Вот и прочие ножки подломили — теперь не разбегутся, не спрячутся. Перестаю безумно размахивать пистолетом и навожу ствол на крайне правого от себя. Бах! Пуля попадает в середину груди и валит полицая на пол. Перевожу ствол левее, потому справа и начал, что так удобнее, ну и Тарас крайний слева. Бах! Второй валится. А вот третий соображает быстро, когда нацеливаю ствол на него, тот уже в полуприсяде отталкивается руками, потому и получает пулю прямо в темя. Бах!

Вот и последний!

— Гражданин начальник, нет!

Ты смотри, пьяный-пьяный, а сообразил.

— Господин офицер, не стреляйте!

Не хрена он не сообразил, зэковская привычка сработала, условный рефлекс.

— Не стреляйте, не стреляйте, не стреляйте…

Даже заплакал. Раньше надо было… и плакать и думать.

— Иван, бегом.

Ванька ворвался в дом с двумя "колотушками" в руках. Вот стервец, ранец распотрошил.

— Тебе кто разрешал по вещам лазить? Ну-ка положь на пол. Вот так! Сестру вытаскивай и выводи отсюда.

— В-в-ванька? — Тарас смотрел на нас круглыми глазами, даже подвывать забыл.

— Да, конец тебе пришёл, сволочь, — пацан сжал кулаки и двинулся на, стоящего на коленях, мужика. Тот попытался отползти, но упёрся спиной в стол, покачнув его, отчего стоявшая на столе бутыль с самогоном упала, и мутная жидкость полилась на пол.

— Отставить, боец, выполнять приказ.

— Он… на люке.

Ага, точно, правое колено Тараса стояло на деревянном люке, уже изрядно поломанном, белеющем свежими сколами — видно пытались взломать.

— Ты, ползи в угол. На коленях!

Когда Тарас отполз в сторону, Ванька, не обращая внимания на уже натёкшую из трупа лужу крови и двоих хрипящих недобитков, подбежал к люку и закричал.

— Маша, Машенька, выходи! Всё уже! Всё!