— Вчера было уже поздно ехать к вам, и мы заночевали у бургомистра, чтобы быть в лагере с самого утра. Так эта свинья нажралась местного шнапса до того, что пришлось вылить на него два ведра ледяной воды, пока проснулся. Вернёмся в город, спишу на фронт.
— Можем отправить его за проволоку, — засмеялся офицер. — Русские обрадуются.
— Слишком легко отделается.
Офицер пошёл к двери штаба, мы с Кузьмой за ним, а переводчик замыкал шествие. Домик оказался, и правда, небольшим. Сразу за прихожей находилась комната примерно на двадцать квадратных метров, в которой сидел пожилой, лет за сорок, солдат, закопавшийся в каких-то бумагах. При нашем появлении он вскочил, но видя что на него не обращают внимания, тут же сел обратно. В дальней стене было ещё две двери. Мы направились в правую. Судя по всему это и был кабинет обер-лейтенант. Даже портрет Бешеного Адика присутствовал на видном месте. Что интересно, телефона не было, в приёмной тоже, а провода к дому шли, значит в соседней комнате что-то типа узла связи. Вопрос — там только телефоны или радиостанция тоже есть. Ох, как не хочется туда гранату бросать. А ведь где-то должна быть и спальня, не в кабинете же офицер спит. Здесь больше дверей нет.
— Присаживайтесь, господа.
Смотри-ка, демократ. Я бы лучше постоял, так манёвр пошире, но не отказываться же. Сам начальник устроился за массивным, но обшарпанным столом, нам же достались места у противоположной стены.
— Итак, вы господин бургомистр, хотите получить военнопленных для организации из них вспомогательной полиции, меня правильно информировали?
Дождавшись перевода Кузьма вскочил, замахал головой и вдруг, схватив корзинку и переместившись к столу обер-лейтенанта, потянул на свет свою чудовищную бутыль. Надо было видеть ошалевшие глаза немца, когда он осознал реальные размеры скрывавшейся ранее тары.
И тут всё пошло наперекосяк.
С улицы раздалась короткая автоматная очередь, за ней сразу вторая — длинная. Похоже наш план накрылся. Кто там говорил про плохих организаторов? Ну, получи.
Штык доставать уже некогда, поэтому снимаю автомат с предохранителя и вскакиваю.
— Побег!
Это я ору. Естественно по-немецки. Вторая очередь закончилась и на секунду становится тихо. Немцы начинают соображать, но явно поздно. Стреляю в переводчика. и этот выстрел как будто спускает курок. На улице начинается полный тарарам. Оживают как минимум два пулемёта на вышках, и заглушая всё остальное, заходятся длинными очередями. Похоже, "максимы" тоже подключились к веселью, а вот стрельбу винтовок я не слышу. Это конечно ничего не значит, в этом грохоте одиночные выстрелы просто не прослеживаются, но ощущение, что всё пошло кувырком не из приятных. Кузьме оружие, спрятанное на дне корзины, доставать некогда, поэтому он просто бьёт зажатой в руке бутылью офицера в голову. С замахом снизу вверх удар приходится в область левого виска, и немца буквально выметает из-за стола. Теперь справится. Дёргаю ручку двери и выскакиваю в другую комнату. Находящийся здесь солдат похоже ещё не врубился в ситуацию и тупо на меня смотрит, не пытаясь даже схватиться за стоящий у стола карабин. Уже и не схватится. Очередь и он опрокидывается на стол, заливая бумаги кровью. Разворачиваюсь в сторону левой двери, за которой у нас то ли узел связи, то ли спальня и слышу за спиной два выстрела, а через пару секунд ещё один. Это похоже Кузьма контроль переводчику сделал.