Клер собиралась ужинать с Томасом дома, когда в кабинете зазвонил телефон. Хотя она не была дежурной, Клер заспешила к телефону. Наверняка что-нибудь неотложное. Автоответчик включился раньше, чем она успела подойти. Она сняла трубку и отключила его. Это была одна из ее пациенток, мадам Корей. Она очень обеспокоена состоянием мужа, у него высокая температура. Она умоляла Клер прийти прямо сейчас, жили они поблизости. Клер записала код, этаж и приготовила сумку с инструментами.
Сказала Томасу, что быстро вернется.
Он проводил ее до двери. Он будет ждать ее, и они вместе поужинают.
Мадам Корей с нетерпением поджидала ее. Клер пошла вслед за ней по длинному коридору. Наконец они вошли в спальню. Комната сразу же понравилась Клер. Она сняла пальто и подошла к широкой кровати. Несмотря на то, что в комнате было тепло и лежал он под пуховой периной, мсье Корея бил озноб. Она протянула руку, чтобы пощупать пульс, и, еще не дотронувшись до запястья, почувствовала жар, идущий от его тела.
Цвет лица был желтый. Клер осторожно оттянула нижнее веко и направила лампу на белок глаза и на слизистую. Тоже желтые. Она заметила, что у него длинные ресницы.
Откинула полы пижамной куртки. Ткань была мягкой — бумазея.
Когда она пальпировала печень, он стонал.
Клер стала задавать ему вопросы. Да, вот уже несколько дней, как у него случаются приступы тошноты. Да, моча была очень темной, он заметил это сегодня вечером.
Клер достала пачку своих бланков.
Уровень трансаминазы, исследования желчных пигментов — она назначила массу анализов. Никаких лекарств, только немного аспирина. Это конечно же вирусный гепатит.
Она сложила инструменты и огляделась: стены, обтянутые тканью, ковры, пышная перина. Клер повернулась к мадам Корей:
— Я останусь с ним ненадолго.
Женщина поблагодарила, прошептала, что подождет ее в гостиной. И вышла из комнаты.
Клер устроилась в кресле возле кровати. Ей был слышен шум из коридора. Шажки и детские голоса. Двое детей. Послышалось нервозное перешептывание. Хлопнула дверь.
И потом — тишина.
Она положила руку на лоб больного. Лицо его подергивалось, брови и волосы при каждом вздрагивании щекотали пальцы Клер.
И вдруг его лоб словно бы вырос. Корни волос не касались больше мизинца Клер, и она не чувствовала теперь указательным пальцем ласкового прикосновения его бровей. Он уснул.
Она не убрала руки, пока не почувствовала в ней мурашек.
Ему, должно быть, сорок пять, лет на десять больше, чем его жене. Определить цвет его волос было трудно — они были влажные: он сильно вспотел. Казались они почти черными.