. А Клиф стыдился своего портновского звания, и его ужасно злило, когда смеялись над тем, как он ездит верхом. Здешние джентльмены терпеть его не могли. Бедный парнишка скоро стал хворать и умер, да и отец не надолго пережил его. С каждым днем он все больше чудил, и рассказывали, что он частенько в глухую ночь с фонарем в руках отправлялся в конюшни и зажигал там множество свечей. Ему не спалось, и он подолгу стоял, щелкая бичом и поглядывая на лошадей. Счастье еще, говорили тогда, что эти конюшни не сгорели вместе с бедными бессловесными тварями. Наконец он умер, совсем уже спятив, и, оказалось, оставил все свое имущество, Уорренс и все прочее, лондонскому благотворительному обществу. Так Уорренс и стал «благотворительной землей». А что касается конюшен, то мистер Лемметер никогда ими не пользуется, они совсем не подходят ко всему прочему. Ежели кто из вас, боже упаси, хлопнет там дверью — словно гром загремит над всей деревней!
— Но там, в конюшнях, наверно творится такое, чего днем и не увидишь, ведь правда, мистер Мэси? — спросил хозяин.
— А вот, погуляйте там темной ночью, — предложил мистер Мэси, таинственно подмигивая, — а потом, если угодно, можете делать вид, что перед рассветом не видели огней в конюшнях, не слышали ни топота копыт, ни щелканья бича и звериного воя. «Праздник Клифа» — так называли этот шабаш еще в те времена, когда я был мальчишкой, а иные говорили, что это был в самом деле праздник, который давал Клифу дьявол, отпуская его на время с горячей сковороды. Так рассказывал мне отец, а он был разумный человек, хотя теперь можно найти таких умников, которые знают то, что произошло до их рождения, гораздо лучше, чем собственные дела.
— Что вы скажете на это, Даулес? — спросил хозяин, обращаясь к коновалу, который сгорал от нетерпения вставить словечко. — Вот орешек, который только вам по зубам.
Мистер Даулес был в этой компании духом отрицания и гордился своей ролью.
— Что я скажу? Я скажу то, что должен сказать человек, который не закрывает глаз, когда ему нужно взглянуть на столб с указателем пути. Я говорю и готов побиться об заклад на десять фунтов с любым человеком, который пойдет со мной в погожую ночь на выгон перед уорренскими конюшнями, что мы не увидим там никаких огней и не услышим никакого шума, разве что захотим высморкаться. Вот что я скажу и говорил уже много раз. Однако здесь не находится никого, кто бы рискнул десятифунтовой бумажкой ради привидений, в которых он так уверен.
— Послушайте, Даулес, вам легко так спорить, — сказал Бен Уинтроп. — С таким же успехом можно спорить с человеком, что он не схватит ревматизма, если постоит в пруду по шею в воде в морозную ночь. Очень весело будет ему выиграть заклад, если он схватит ревматизм! Те, кто верит в «праздник Клифа», не захотят пойти к конюшням ради десяти фунтов.