Наискосок от того места, где стоял Аллейн, были видны входы в стойла и открытый дверной проем рядом со стригальным помостом. Теперь стойла были ярко освещены солнцем. Но когда Флосси Рубрик была здесь, они были закрыты, а входной проем занавешен мешковиной. Распашные двери в дальнем конце сарая были закрыты, а мешки, лежавшие возле них, никто не сдвигал. Значит, убийца вошел через проем, занавешенный мешковиной. Заметила ли Флосси, как кто-то откинул мешковину и в проеме обозначился черный силуэт? Или он незаметно пробрался в сарай через одно из стойл? «Леди и джентльмены! Я имею удовольствие…»
Раздался свисток. Стригали повыталкивали остриженных овец. Движок остановился, и в сарае неожиданно наступила тишина. Только снаружи все еще доносился шум. — Перекур, — объявил Фабиан. — Пойдем, поговорим с Беном Уилсоном.
Сортировщик шерсти Бен Уилсон был здесь за главного. Тихий пожилой мужчина молча пожал руку Аллейна. Фабиан объяснил ему, зачем тот приехал, но Уилсон по-прежнему молчал, уставившись в пол.
— Давайте отойдем, — предложил Аллейн.
Они направились к распашным дверям и там остановились. Несколько обескураженный упорным молчанием Бена Уилсона, Аллейн открыл портсигар.
— Ага, — произнес мистер Уилсон и взял сигарету.
— Все та же история, Бен, — сказал Фабиан. — Но мы надеемся, что мистер Аллейн сможет разобраться в ней лучше, чем другие. Нам повезло, что он приехал.
Мистер Уилсон взглянул на Аллейна и уперся взглядом в пол. Он стоял и курил, осторожно прикрывая сигарету рукой. У него был вид человека, взявшего себе за правило никогда не идти навстречу окружающим.
— Мистер Уилсон, вы ведь были здесь во время январской стрижки, когда убили миссис Рубрик? — спросил Аллейн.
— Был.
— Вам, наверно, изрядно надоели полицейские со всеми их вопросами.
— Точно.
— Боюсь, что мне придется задать их снова.
Аллейн терпеливо ждал ответа. Наконец мистер Уилсон, на неприветливом лице которого застыло выражение недоверия и упрямства, немыслимым образом сочетавшегося со смиренной покорностью судьбе, произнес:
— Валяйте.
— Отлично. Давайте начнем. Вечером двадцать девятого января тысяча девятьсот сорок второго года, когда миссис Рубрик оглушили, задушили, связали и спрятали в кипе шерсти, которая находилась в таком же, как сейчас, прессе, за порядок в сарае отвечали, как обычно, вы. Верно?
— Я был в Лейксдейле, — пробормотал мистер Уилсон, словно произнося непристойность.
— В то время, когда ее убили? Вполне вероятно. На танцах, не так ли? Но ведь в сезон стрижки вы здесь за главного, если я правильно понял?