Глядя в упор на Джулиана, барристер продолжил:
— Подтверждаете ли вы под присягой, что вы тот самый рыцарь лорд Джулиан Игнатиус Альфонс Гриффин из Лондона, состоявший ранее на государственной королевской службе?
— Да, — кивнул Джулиан.
— Подтверждаете ли вы под присягой, что показания, которые вы дадите сегодня перед Богом и вашим королем, будут правдивы, точны и полны, насколько это возможно?
— Да.
Барристер отошел в сторону и свернул пергамент. Джулиану казалось, что пылающие глаза Эдуарда обжигают ему лицо.
— Мой повелитель?
Еле заметным движением пальца Эдуард указал Джулиану на свободный стул, стоящий на возвышении справа от помоста, шагах в десяти.
Поднявшись с колена, Джулиан подошел к стулу и занял свое место. Теперь он находился на виду у сотен человек, собравшихся вокруг и беспардонно разглядывающих его со всех сторон. Последнее обстоятельство заботило Гриффина меньше всего, он просто не обращал на них никакого внимания, сосредоточившись на двустворчатой двери, оказавшейся вдруг так далеко, ожидая того момента, когда охранники снова широко ее распахнут и он сможет увидеть Сибиллу.
С левой стороны раздался тихий предупреждающий голос Эдуарда, очевидно, предназначавшийся только для ушей Джулиана:
— Полагаю, ты знаешь, как себя вести, лорд Гриффин.
Король снова кивнул барристеру, сохраняя на лице выражение почти полного безразличия.
— Ввести заключенную! — приказал усач.
Двери начали открываться, причем, как показалось Джулиану, слишком медленно, и все головы присутствующих одновременно обратились в одну сторону. Когда первый охранник появился в зале, никто не издал ни звука. Джулиан заметил мелькнувшую в центре группы белокурую голову Эрика и инстинктивно перевел взгляд чуть вперед.
Да, безусловно, она находилась там. По мере продвижения конвоиров по залу вокруг них образовывалось пустое пространство, и мертвая тишина начала давить на уши Джулиана так сильно, что ему казалось, еще чуть-чуть, и барабанные перепонки лопнут. Передний строй охранников шел веером, отгораживая Сибиллу от толпы.
Обычно горделивая осанка Сибиллы сейчас ей изменила. Ее голова была склонена, и неубранные черные волосы, обнимая плечи, струились по ее спине. Она была одета в простое тонкое белое льняное платье, из-под глубокого декольте которого пробивалась узкая кружевная полоска, а неровно подрубленный подол обнажал оголенные грязные лодыжки в кровоподтеках. Бледные ноги Сибиллы были обуты в простые крестьянские матерчатые туфли тоже белого цвета.
Она выглядела такой легкой, слабой и… прозрачной, что у Джулиана защемило сердце. Что же пришлось перенести этой гордой, красивой и энергичной женщине? Точнее, не ей, а той белой тени, от нее оставшейся?