Из-за облаков выглянула луна. Вдали в сизо-голубой дымке показалась величественная вершина Харачой-Лама. Зелимхан придержал коня.
— Край мой родной, — произнес он с бесконечной нежностью, будто впервые увидел эту гору, и медленно, словно боясь ранить цветы, густо росшие под ногами, сошел с коня. «Хорошо, что аллах наделил этой красотой, этим чистым воздухом всех... Всех — и бедных, и богатых — размышлял харачоевец. — Но нет, не всех!.. Кто-то ходит здесь и дышит свободно, а я должен пробираться тайком, под покровом темноты».
Он нагнулся, сорвал кислый лист щавеля и с удовольствием пожевал его.
Сколько радостей таит для человека жизнь! Зелимхан всегда был открыт для каждой, самой малой радости, но теперь жизнь возложила на него тяжелое бремя: отомстить тем, кто сгноил в тюрьме двух его братьев, упрятал туда же его старого отца, а главное опозорил его дом, дом честного и гордого Бахо. Обет абрека требовал от него сейчас огромной собранности и целеустремленности.
Эта черта — умение, не тратя лишних слов, добиваться своей цели — была свойственна Зелимхану с юных лет. Он унаследовал ее от своего деда — Бахо, в свое время выстоявшего в жестокой борьбе с фанатичными мюридами Шамиля. Дед стремился передать внуку свою житейскую мудрость, учил его предсказывать погоду, обрабатывать землю, лечить скот, открывал ему хитрые тайны охоты и звериного мира. И уж, конечно, обучал мальчика неизменным молитвам. А тот, любознательный от природы, не упускал случая и схватывал на лету все ценное из бесед с мудрым наставником. Теперь все это должно было пригодиться молодому абреку.
Коней Зелимхан оставил в лесу, укрыв их в надежном месте, а сам направился к дому. «Надо спешить, — думал он. — Не сегодня, так завтра нужно проникнуть к Чернову и покончить с ним. Иначе будет поздно, этот обманщик сбежит. Не случайно же люди поговаривают, что пристав собирается перевестись из Ведено».
Когда Зелимхан приблизился к своему дому, его поразила мертвая тишина, царившая в нем. Только во дворе навстречу ему выбежал откуда-то старый пес и завилял хвостом. Абрек вошел в переднюю и, достав из кармана спички, зажег керосиновую лампу без стекла. В комнатах не было ни души, все вещи были разбросаны, словно после пожара. «И куда они девались? Что тут могло произойти? — тревожно думал Зелимхан. — Ведь еще два дня назад они никуда не собирались. Отправились к родственникам?.. Но почему в доме такой беспорядок?..»
Вдруг за спиной у него скрипнула дверь.
— Да будет добрым твой вечер, Зелимхан, — раздался показавшийся ему знакомым голос.