Император остановил коня прямо у моей головы. После он сошел с седла и, отстегнув крест со своей груди, нагнулся и приколол его мне на изодранный мундир. Тогда он впервые сказал слова, которые повторил еще раз после, когда награждал выживших: 'Вы достойны моей Старой гвардии. Вы - лучшая кавалерия'.
Это была одна Испания. Славная.
Поручик задумчиво крутил в руке мундштук, воспоминания взволновали его, видимо он и сам не ожидал от себя такого эмоционального рассказа. Трубка опять едва не погасла, но пан Анджей раскурил ее, сделав маленькую паузу в своем повествовании.
- Раненые и умирающие мои товарищи, и я сам, были отправлены в подвижной госпиталь в Аранхуэс. О, это была уже совсем другая Испания, наполненная болью и лишениями. Не думайте, что я жалуюсь, но это тоже будни войны, к которым надо готовиться воину, а вы сами хотели узнать разные стороны моей службы.
Удивительно, но там мы получили минимальную помощь в лечении. Только хирург обрабатывал раны по прибытию в госпиталь, а дальше уже не лечили вовсе. Вернее мы сами лечили друг друга, как могли, перевязывали своих товарищей, особенно тяжело пришлось в самом начале. Капитан Козетольский вспоминал позднее, что едва не умер от голода в ожидании медицинской помощи. Меня не кормили три дня. Зато нас в госпитале посетили сам Наполеон и генерал Дюрок - видимо, французы считали, что внимание сильных мира сего заменяют страдающим и еду, и лекарства. Скорее всего, они ревниво ждали, пока мы выскажем жалобу.... Хоть одну-единственную... Слабость свою покажем.
Не дождались.
Правда после, когда я уже начал ходить, а наша атака стала знаменитой, многие офицеры намекали, что, дескать, и они участвовали в этой скачке на перевал. Что они готовы отблагодарить за мое подтверждение этого факта. Хотя, если честно, кроме майора конных егерей Филиппа де Сегюра, который примкнул к моему взводу, я больше французов в атаке не видел. Он - храбрец. Незадолго перед этим майор уже получил ранение. Но, тем не менее, бросился в атаку, вместе с нами не раздумывая. Были еще несколько адъютантов Императора, которые скакали с первым взводом, но это и все. Французы присоединились в большинстве к первому эскадрону нашего полка, который позже поддержал атаку. Уланы первого эскадрона меня и спасли, хоть им пришлось полегче. Без канониров пушки не стреляли...
Была и третья Испания. Страшная. Я узнал ее зимой. Когда, находясь в патруле, впервые увидел человека со снятой кожей. Это оказался мой приятель, с которым мы делили беды и радости похода и рядом шли в атаку на перевал Самосьерры. Он угодил в лапы гварильерос (партизан). Его, после пыток еще живого, буквально ободрали крестьяне из небольшой деревушки у дороги, а руководил этим варварством священник.