История нравов (Фукс) - страница 23
Дети, семейное чувство — все это находилось в стороне от идеального мира рыцаря, не вдохновляло его, семья была для него лишь чисто внешней организационной формой его будничной жизни. Мы не должны поэтому создавать себе романтического представления о нравах, господствовавших в этой среде.
Женское помещение в замке — помещение, где работали женщины, — было в большинстве случаев вместе с тем и гаремом рыцаря. Таково же и его отношение к своим вассалам женского пола. Помещик-рыцарь имел право делать с женами и дочерьми своих вассалов все, что он хотел, и он так и поступал. Если они ему нравились, то ничто не могло ему помешать удовлетворить свое желание. Так называемое право первой ночи, существование которого столь часто подвергалось сомнениям, было не более как совершенно «естественным правом», вытекавшим из понятий собственности. Все до сих пор сказанное касается, однако, только одной части рыцарства, и притом самой незначительной. Поэзия «миннединста» была всегда связана только с высшей и богатой аристократией. Большая масса рыцарства принадлежала, однако, к мелкому дворянству, которое жило не в пышных замках и крепостях, а в конурах, жалких и отвратительных, чуждых всякой поэзии. Достаточно вспомнить описание родного замка Гуттена Штекельберга, сделанное им, хотя его замок и принадлежал к числу сравнительно более завидных. Да и вся жизнь низшего дворянства была лишена всякой поэзии. Так или иначе большинство из них занималось разбоем и грабежом. Сегодня их ожидала добыча, завтра — удары. Последнее случалось, несомненно, так же часто, как и первое. При таких условиях нравственные воззрения этого класса должны были отличаться бесконечной грубостью и низменностью.
Что касается половых отношений, здесь царили такие нравы и взгляды, какие ныне мы встречаем среди последних отбросов — профессиональных рыцарей большой дороги. И это было в самом деле так. Любая беззащитная женщина, все равно, носила ли она еще детские башмаки или уже приближалась к старости, подвергалась насилию, разумеется, всей шайки, в руки которой попадала, как господина, так и его слуг. Так же поступали и с женами и дочерьми своих же товарищей по ремеслу. И каждый старался уже заранее отомстить другому, надуть его, так сказать, авансом. Существовала характерная поговорка: «Мужики убивают друг друга, а благородные делают друг другу детей».
В оседлой части низшего дворянства, жившего исключительно трудом крепостных и не занимавшегося благородной профессией грабежа, или потому, что в данной местности нечего было грабить, или потому, что там деревни и города так умели защищаться, что разбой был сопряжен со слишком большим риском, половая нравственность была менее дика, отличаясь, однако, и здесь достаточной снисходительностью. В хронике вюртембергского графа фон Циммерна приведен случай, несомненно типический, прекрасно характеризующий нравственную распущенность мелкого дворянства XV и XVI вв. Жены рыцарей, впрочем, не отличались в большинстве своем такой требовательностью в выборе любовника, как дама, о которой идет речь в указанной хронике, изменившая мужу с другим рыцарем, так как довольствовались охотно «конюхами, виночерпиями, истопниками и шутами», даже крепостными крестьянами, как видно из пословицы, отвечающей на вопрос: «В какой месяц мужик более всего занят?» — «В мае, так как ему приходится тогда еще ублажать жену своего господина».