Эта нетребовательность объясняет тот удивительный факт, что среди знати и рыцарства встречалось гораздо больше безобразных физиономий, чем среди городского бюргерства. Большинство знатных, по его словам, родились от грязных мужиков и последних конюхов.
Если низшее дворянство представляло класс, находившийся в полном разложении, так как стал экономической ненужностью, то крестьянство, ближе всего стоявшее к феодальной знати и имевшее с ним очень много точек соприкосновения, представляло собой класс, находившийся тогда в процессе полного преобразования. Развившееся денежное хозяйство не сделало его лишним, но оно должно было внутренне совершенно переродиться, так как всюду переходило от производства для собственного потребления и для нужд общины (марки) к производству товарному.
Производителем всех этих предметов становилась деревня. Под влиянием этого радикального переворота изменилась и половая мораль крестьянства. Стерлись прежде всего старые патриархальные отношения внутри семейного союза, и быстрее всего, разумеется, там, где росло экономическое значение крестьянства, увеличивалось число батраков и батрачек и последние превращались из помощников и членов семьи в простых наемных рабочих.
Народная мудрость выразила свой взгляд на супружескую верность крестьян в сжатой поговорке: «Попам нет надобности жениться, пока у крестьян есть жены». И этот взгляд рассказчики новелл и фацеций, авторы масленичных пьес и народные поэты комментируют сотней описаний, примеров, анекдотов и сатирических выпадов. Надо, однако, иметь в виду, что в продолжение столетий крестьянин был излюбленным предметом насмешки, что остроумие горожан — все описания крестьянской жизни принадлежат именно перу горожан — с особенной охотой подчеркивало грубость и низменность его вожделений. Такое поведение было, впрочем, совершенно логично. Тип мужика противополагался горожанину не из простого желания злословить и клеветать, ибо это желание могло остановиться и на другом объекте, а потому, что крестьянство было не только угнетенным классом, но и классом враждебным: в интересах бюргерской классовой борьбы было навязать ему всевозможные пороки.
Если мужика изображали не иначе как обжорой, пьяницей, развратником и грубым идиотом, то потому, что таким образом хотели унизить своего классового противника. Но если даже принять во внимание эту общую тенденцию приписывать мужику все грехи и пороки, изображать его вечно обманываемым — и прежде всего, конечно, его собственной женой, — если скинуть с его бюджета даже половину того, что на него наговорили, то и тогда нам придется сказать, что эти описания только до уродливо-смешного преувеличивали основные линии действительности. А что крестьянство действительно отличалось дикостью и грубостью, достаточно объясняется его некультурностью, обусловленной его примитивными экономическими средствами существования. В нем не было и следов какого-нибудь образования, господствовало отчаяннейшее невежество. Столь же невежественный священник с его узким умственным горизонтом был единственным источником знания для деревни. При таких условиях разве могли возникнуть среди крестьянства более высокие этические воззрения, более утонченное нравственное чувство? Ничем не сдерживаемое подчинение инстинкту казалось ему высшим блаженством.