Пахло от них квашеной капустой и застарелым потом.
— Здравствуйте, — помахал Саша рукой. — Мои соболезнования.
— Привет, — неприветливо буркнули ему.
— Могу поинтересоваться, отчего покойный?..
Все его лингвистические знания куда-то пропали. Он заметил, что гроб маловат. Или невысокая женщина, или подросток, почти ребенок.
— Рак, — ответил второй мужик.
Его трехпалая рука, сама похожая на клешню, неловко обхватывала рукоятку рубанка. Остальные пальцы заканчивались грубыми культями с почерневшими краями. И все до одного пальцы — и здоровые, и изувеченные — были со вздутыми суставами, скрученные ревматизмом, хотя на вид человеку было не больше сорока.
Взгляд его говорил: «Шел бы ты своей дорогой, странник. И без тебя хватает проблем. Уж спасибо на том, что не вымогаете и не грабите».
— Понятно. Что с рукой? Обморозили? — попытался Данилов все-таки завязать разговор.
— Нет. Пила соскочила.
Пока Саша стоял на дорожке, из-за других заборов на него смотрели хмурые, ввалившиеся, с глубоко запавшими глазами лица взрослых. Во взглядах, которые успевал перехватить Александр, сквозила даже не неприязнь, а равнодушное недоверие.
На исхудавших детей тонких, как тростинки, в заношенной одежде, смотреть было еще больнее. «Что есть человек — не к месту вспомнил Александр. — Мыслящий тростник».
Можно найти новую одежду, но какой смысл? Не ходить же в ней по дискотекам. Они жили похуже, чем их сверстники в Великую Отечественную. Какой у них досуг? Лазят по полям, ищут несобранную картошку. Там, где были плодопитомники или брошенные сады-огороды за лето что-то могло прорасти, перезимовав под снегом. Такие же одичавшие, как люди, растения. Чтобы прокормить целое поселение этого мало, но даже эти крохи явно собирают. А еще есть грибы, трава черемша, мелкая живность. Та же крыса с гнилой картошкой. Те, кто постарше, могут и «сталкерить». Смелости и смекалки хватит, чтоб на мотоцикле, на велосипеде или просто пешком добраться даже до Новосиба. Который вообще им должен казаться краем мира.
— Закурить не найдется? — вывел его из размышлений голос «интервьюируемого» с болезненной лысиной.
— Не курю.
— Это зря, — хмуро покачал головой мужик. — И прожить дольше не поможет.
- Похоже, вам здесь хреново живется.
- А вам до этого есть дело, да?
На это Данилову было нечего ответить. Его и так словно ушатом холодной воды облили.
— Ну ладно, — произнес он. — Будьте здоровы.
И под направленными ему в спину взглядами селян пошел обратно к своим. Только позже до него дошло, что пожелание здоровья звучало как жестокий сарказм. Еще бы сказал: «успехов».