Близка реформа, близко улучшение участи этих горемык…
Андрей Иванович так увлёкся своей ролью избавителя обременённых, что перестал считать своё пари, забросившее его в самые недра дела, «глупостью»…
«Судьба знала, что делала, — думал он. — Посмотрим, милейшие распорядители!..»
В ожидании результатов письма, Андрей Иванович продолжал «отпущать нефту»… И «результаты» явились даже скорее, чем он рассчитывал.
I
К концу пятого месяца своих удивительных превращений, Андрей Иванович как-то вздумал подвести итог. Он оглянулся назад. Петербургское прошлое показалось ему чем-то донельзя отдалённым, не «взаправдашним». Андрей Иванович чувствовал давно не испытанную лёгкость в теле. Куда девались одышка, подбородок из двойного сделался ординарным, и значительно опал столь беспокоивший Андрея Ивановича «животик». Взамен этих благоприобретений сытой петербургской жизни Андрей Иванович чувствовал особую ясность духа и свежесть мыслей. Ознакомясь «практически» с делом, он стал с большой дозой презрительности относиться к своей петербургской службе в правлении. «Там мы в бирюльки играем, — думал он, — настоящее дело я только теперь узнал»…
По мере того, как приближался срок окончания пари и, следовательно, время нового превращения из приказчика в прежнего директора, Андрей Иванович убеждался, что поступил очень умно, в сущности, согласившись на такое пари. Теперь ему представлялась возможность на основании собственного опыта, добытого «в чужой шкуре», принять все меры к упорядочению дела, и на первый план он поставил улучшение быта служащих, а на второй изменение состава заведующих, которых Андрей Иванович знал теперь досконально. Он намеревался даже взять на себя лично заведование всем делом в Энске.
«Воображаю удивление „наших“, — говорил он сам себе, — когда они узнают все мои приключения, когда я им порасскажу, каковы здешние порядки!.. Мои слова будут, как удар грома, потому что в них будет одна, неприкрашенная правда… Слава Богу! Эта правда у меня вот где сидит!..»
Утешало его также и то, что у него хватило силы воли довести своё предприятие, граничащее с фантастичностью, до конца. «Это не обыкновенный спорт, не какой-нибудь дурацкий „финиш“, — думал он, — это, сидя в петербургском ресторане, можно воображать себе, что просуществовать своим трудом, оплаченным 25 р. в месяц, пустое дело… Любопытно знать, где Курилин займёт эту проигранную тысячу»…
Однажды по телефону было передано из главной конторы приказание Андрею Ивановичу явиться «по делам службы».
Занимаясь усердно на своей барже, Андрей Иванович в простоте душевной подумал, что начальство вопреки своему обыкновению, обратило на него внимание и хочет теперь его поощрить. Это предположение он даже высказал вскользь, но один из старых служак точно водой его облил: «Эх, батюшка, какое там поощрение! „Они“ поощрять любят только самих себя, а уж если нашего брата зовут в главную контору — значит, не жди добра».