Она легко вошла в барраярское общество, и только очень внимательный наблюдатель мог заметить, как далека она от него — с ее храбростью и здравомыслием, с ее врожденной способностью ни от кого не зависеть и страхом дать почувствовать другому зависимость от нее самой. В ее системе ценностей, кажется, вовсе отсутствовало понятие иерархии, так много значившее на Барраяре. Капитан Корделия Нейсмит и адмирал Эйрел Форкосиган
— это была воистину пара. Но следовать по стопам матери — все равно что ступать по раскаленным угольям.
— Как дела на свете? — спросил Майлз. — Тут, знаешь ли, так же весело, как в камере-одиночке. Может, они все-таки решили, что я мятежник?
— Не думаю, — ответила графиня. — Остальным потихоньку велели подать в отставку — я имею в виду твоего лейтенанта Бонна и прочих. Не то чтобы вынужденную, но без выходного пособия, пенсии и членства в Императорском легионе, чем вы, барраярцы, так гордитесь…
— В таком случае, считай их просто резервистами, — решил Майлз. — А что с Метцовым и новобранцами?
— Он был уволен. И, думаю, потерял больше всех.
— И его отпустили? — нахмурился Майлз.
Графиня Форкосиган пожала плечами.
— Так как смертных случаев не было, Эйрела убедили не созывать военный трибунал. А новобранцев решили вообще оставить в покое.
— Ну что ж, это правильно. А как насчет меня?
— Официально ты числишься арестованным Имперской безопасностью. На неопределенный срок.
— О да. Тюрьма и должна быть местом, где царит неопределенность. — Майлз теребил край простыни. Суставы все еще болели. — И сколько времени продлится моя неопределенность?
— Столько, сколько необходимо для задуманного ими психологического эффекта.
— Какого? Свести меня с ума? Еще три дня — и готов.
Мать усмехнулась:
— Необходимо убедить барраярских служак, что ты понес должное наказание за свое, э-э, преступление. Если уж ты угодил в это зловещее местечке, пусть, утвердятся в мысли, что с тобой здесь не церемонятся. А если выпустить тебя и позволить расхаживать по городу, вряд ли они поверят, что Иллиан подвешивал тебя вниз головой или поджаривал на медленном огне.
— К чему весь этот спектакль? — Майлз откинулся на подушку, стараясь скрыть горечь. — Я хотел быть полезным, и только.
Мать снова улыбнулась:
— Ты готов присмотреть себе другое занятие?
— Быть фором — больше, чем занятие.
— Да, ты прав. Это патология. Навязчивая идея. Галактика велика, Майлз. Существуют и другие способы приносить пользу.
— В таком случае, что тебя держит здесь, на Барраяре? — ответил он уколом на укол.
— Знаешь, — мать слабо улыбнулась, — желания тех, кого мы любим, могущественнее любого оружия.