57
Пять суток дверь в камеру № 44 не открывалась — заключенным не давали ни воды, ни пищи. Все это время среди полуживых, избитых и голодных людей лежал мертвый Демченко. На третьи сутки труп его стал разлагаться. Общими усилиями, изнемогая от боли, люди оттащили труп почти к двери. За эти пять дней Лиза словно повзрослела на десять лет. На шестые сутки солдаты крючьями вытащили тело Демченко из камеры. У Лизы еле хватило сил поднять голову, чтобы посмотреть вслед тому, чья воля разбудила в ней жизнь.
Вскоре внесли завтрак: рисовый бульон и полведра воды. Некоторое время люди лежали неподвижно. Потом Цзюн Мин-ци — его японцы не избивали, он не был на полигоне в тот день — начал кормить остальных, лежавших без движения. Когда он поднес Лизе кружку с водой, она с трудом разжала спекшиеся губы. Но почувствовав воду, никак не могла оторваться от кружки, хотелось пить бесконечно.
И снова потянулась вереница дней, в памяти не сохранилось следа от них, и никто уже не помнил, сколько времени прошло после смерти Демченко — неделя, месяц, полгода. Раны зажили, синяки и кровоподтеки рассосались. Казалось, все шло по-прежнему. Но нет: не было Демченко, не слышался его хрипловатый, приглушенный басок, камера будто осиротела. Люди жили в молчании, иногда не говорили по суткам.
В какой-то из этих дней сошел с ума У Дян-син. Он забился в угол и, сверкая налитыми кровью глазами, во весь голос быстро говорил что-то по-китайски.
— Молится, — пояснил человек без имени. — Будде молится.
Появились солдаты. Так же, как мертвого Демченко, крючьями вытащили отчаянно кричавшего У Дян-сина в коридор. Для них он был уже мертв.
Лиза очень похудела. Пятна на лице выступили ярче, заметно выдался живот, поднимая юбку выше колен. Теперь беременность скрыть было невозможно.
Однажды, сразу после обеда, из камеры взяли троих: Лизу, Петровского и Цзюн Мин-ци, крепко связав каждого. Их провели по коридору. Потом они долго спускались по лестнице и снова шли темным коридором. Наконец, их ввели в комнату, полную солнца. Японец в белом халате и зеленых очках стоял возле маленького столика, перебирая сверкающие инструменты. Еще четверо, тоже в белых халатах, подняли Лизу и, положив на стол, сноровисто пристегнули ремнями руки и ноги. Лиза еле-еле могла пошевелить головой. Поймав взглядом руки японца она неотрывно следила за ними. Худые длинные пальцы в коричневых пятнах привычно обхватили шприц.
Набрав из пробирки немного желтоватой жидкости, японец подошел к Лизе. Кто-то, кого она не видела, поднял рукав ее платья и смочил плечо. Запахло спиртом. Потом японец в очках наклонился — шприц пропал, Лиза почувствовала легкий укол. И всё. Никто не произнес ни слова. Ее сняли со стола и положили на брезенте у стены, а на столе очутился Цзюн Мин-ци. Через минуту он тоже лежал рядом с Лизой. Потом к ним принесли Петровского. Всем измерили температуру, сосчитали пульс.