— Постой-ка! — загородил ему дорогу Федор Григорьевич. — Погоди маленько. Ты садись, садись! — суетливо усаживал он гостя. — Отдохни. Я сейчас! — трусцой старик выбежал из сарая и, подозвав Лизу, пошептался с ней. Смущенный, вернулся в сарайчик. Ли Чан сидел на прежнем месте, опустив глаза.
— Ну, чего? — подсел к нему на корточки Федор Григорьевич. — Ну чего ты думаешь? А! Иль духом пал?
— Моя думай Китай чуть-чуть ходи. А там тоже япон. Где живи можно бедный люди, Федя? Куда ходи? — Ли Чан перебирал спиральки стружек, то складывая их пирамидой, то рассыпая одним легким движением руки. — Твоя Россия ходи может, а моя куда?..
— Не пойду я в Россию, — тихо, но убежденно ответил старик.
— Зачем так говоришь? — изумился Ли Чан.
— Стыдно.
— Зачем стыдно?
Торопясь и сбиваясь с русско-китайского жаргона, на котором шел разговор, Федор Григорьевич объяснил, что ушел с родины давно, до революции, когда там худо было. А теперь в глаза людям смотреть совестно будет. Сколь выстрадал за эти годы русский народ, а он сбежал от бед, теперь же вроде как на готовенькое зарится.
— Не моги так говорить, Федя! — черные глаза Ли Чана сердито блеснули, на скулах вспыхнул румянец. — Родной земля — нам всем мать. Чуть-чуть сердитый — опять прощать будет. Ходить тебе надо Россия.
— Хороший ты, Чана! — Федор Григорьевич растроганно обнял китайца.
В сарай вошла Лиза с корзиной, полной овощей. Увидев обнявшихся стариков, засмеялась:
— Ишь! — поставила корзину перед Ли Чаном. — Иди-ка домой, дядя Ли. Корми детишек.
От неожиданности китаец растерялся. Потом, взглянув на добродушное лицо Коврова, на девушку, смущенно теребившую пушистый кончик длинной косы, встал, низко поклонился им обоим и молча пошел к двери.
— Чана, как тебе не стыдно! — обиженно остановил его Федор Григорьевич. — Разве ты мне не помогал?.. Мы с дочкой от чистого сердца, а ты... У нас не будет — к тебе придем.
Ли Чан колебался. Он что-то тихонько шептал по-китайски, сложив на груди тяжелые руки, все в синих венах, набухших узлами. Федор Григорьевич подошел к нему и насильно сунул корзину. Ли Чан порывисто обнял растерянного старика и, прикрывая рукой лицо, выбежал на улицу.
17
Полина Георгиевна собирала вещи мужа в потертый, но еще достаточно крепкий чемодан. Уложив сверху новую гимнастерку, она посидела минуту неподвижно, устремив взгляд на пустой стол и, вздохнув, легко поднялась с колен. Дверь в комнату мужа была приоткрыта. Полина Георгиевна осторожно заглянула в щель. Ну, конечно, сидит, пишет! Еще не спал, а времени уже два часа. Через полчаса подойдет срок, нужно его будить, а он — нате вам! — совсем не ложился.