27
Сержант Кашин на рытье окопов повредил руку, и санинструктор Зайцев добился, как ни сопротивлялся сержант, чтобы его перевели на кухню. Кашина определили в водовозы, и он теперь «командовал» бочкой. В руке — вожжи, за плечами — винтовка, сбоку позвякивает ведро. Наливать воду одной рукой не очень-то удобно, но Кашин приноровился. Вода нужна была постоянно, и Кашина торопили. Он и не заметил, как прошел первый день на новой службе.
— Эй, ты! — покрикивал он на ленивого меринка. — Ошибка природы! Прибавь скорости — хлеба дам!
Рано утром старший повар сам разбудил Кашина и велел запрягать. Ночью всю воду израсходовали, а нужно кипятить чай. Невыспавшийся, хмурый, сержант, зажав винтовку между колен, тронул лошадь.
Степь просыпалась. Лето было в разгаре, но сопки слегка желтели, как желтеет степь в России осенью. Было около трех утра. Как раз то время, когда петухи сбиваются со счета и кричат бестолку: радуются наступающему дню. Но это дома, на Рязанщине, а тут... какие петухи!.. Под легкими, еле ощутимыми порывами ветра волновались травы. Падь, заросшая сочными кустами ириса, казалась сине-желтой от его пышных цветов. Кое-где виднелись кусты вечнозеленого багульника с острыми, словно точеными листочками. Никогда в России не видел Кашин такого многоцветья. Тут, в Забайкалье, все ярче, пышнее. Травы словно торопятся отцвести, пока солнце не сожгло их.
Меринок неторопливо дотрусил до колодца, остановился и потянулся к траве, уморительно шлепая отвисшими мягкими губами. Кашин засмеялся и, спрыгнув с бочки, ухватился здоровой рукой за ведро. Его рассеянный взгляд скользнул по камням, окружавшим колодец, и остановился на блестящем стеклышке, чуть присыпанном землей. Недоумевая, Кашин опустился на колени, пристально вглядываясь в осколок, покрытый тонкой беловатой пленкой. Потом, озадаченно сдвинув пилотку на затылок, прошелся вокруг колодца. Разглядел след, шедший к границе: на примятой траве росы не было, отчетливо виднелись темные пятна зелени. Значит, человек прошел недавно. Кашин опасливо заглянул в колодец и, увидев на черном дне что-то белое, отпрянул. Забыв о боли в раненой руке, сдернул с плеча винтовку. А что, как поднимешь ложную тревогу? Скажут — следов испугался. Может быть, это подходил пограничник. Но зачем пограничнику красться? Кашин был уверен — человек крался. Роса с верхушек острых длинных листьев ириса была стерта. Поднял винтовку: ну и пусть смеются! «А вода? — тут же подумал он. — А завтрак?» И винтовка опустилась. Еще раз, очень медленно, обошел колодец, ступая точно в свои следы. Кто-то был здесь чужой! Вон там, за камнем, он лежал, прижав голову к лишайнику. Весь камень был седым от росы, и только одно пятно зеленело. Наконец, решительно подняв винтовку, сержант выстрелил.