Эта штука стоила пятьсот тридцать долларов. Он думал, что это была сделка, а это и была сделка, нет ни капли сомнения. Эта штука переставала работать только тогда, когда кончалась работа. Иногда такое случается, рассказывают случаи. Рассказывают о том, как големы затапливали дома, потому что никто не сказал им прекратить таскать воду в дом, или отмывали блюда, пока они не становились тонкими как бумага. Тупые штуковины. Но полезные, если не спускать с них глаз.
Но все же... все же... он знал, что никто не держал их подолгу. Эти проклятые двурукие моторы просто стоят, берут все и откладывают себе... куда? И никогда не жалуются. Вообще не разговаривают.
Человек начинает задумываться о сделке, вроде той и успокаивается только тогда когда подписывает договор с новым владельцем.
— Что-то много святых дней стало в последнее время, — сказал Хук.
Иногда бывает много святых дней.
Но они не могут отлынивать. Они могут только работать.
— Я не знаю, как мы справимся без..., — начал Хук.
Сегодня святой день.
Ну, хорошо. Можешь взять выходной завтра.
Сегодня вечером. Святой день начинается после заката.
— Только долго не задерживайся, — слабо сказал Хук. — Или я... Ты не задерживайся, слышишь?
Это была оборотная сторона медали. Их нельзя наказать. Невозможно удержать оплату, потому что они не получают никаких денег. Их невозможно испугать. Рыбнокост говорил, что один ткач с Напских холмов приказал голему разбить себе голову, и тот выполнил приказ.
В любом случае, совершенно не важно кто они. Фактически анонимность была частью их работы. Они сами о себе думали, что они часть хода истории, прилив прогресса и волна будущего. Они были людьми которые думали что Время Настало. Государства выдерживает орды дикарей, сумасшедших террористов, скрытые секретные общества, но у государства появляются большие проблемы, когда преуспевающие и анонимные люди садятся за большой круглый стол и обсуждают такие вот мысли.
Один сказал:
— По меньшей мере, это чистый способ. Бескровный.
— И это, конечно, пойдет на пользу городу.
Они степенно покивали. Никому не надо было говорить, что хорошо для них, хорошо и для Анк-Морпорка.
— А он не умрет?
— Вообще-то его можно держать в состоянии просто... недееспособности. Мне сказали, что дозу можно менять.
— Хорошо. Я бы предпочел, чтобы он был недееспособен, чем мертв. Я бы не доверился Ветинари и в гробу.
— Я слышал, что вообще-то он предпочел бы, чтобы его кремировали.
— Тогда я надеюсь, что его прах разбросают очень широко.
— Что насчет городской стражи?
— А что насчет городской стражи?