— Я с удовольствием замечаю, Эверард, что вы владеете даром красноречия, — сказал Максимилиан, — Но, — прибавил он со злою улыбкою, — я давно уже угадал результат вашей чудесной речи, именно, что эта милая девушка наставляла вас, и я благодарен ей за то как нельзя более; между тем взамен ее уроков вы, конечно, давали ей другие. Вы не невежда, так, но она… ужели она все еще невинное дитя?
Роземонда хотела говорить, но слова замерли на ее устах; она была неподвижна и бледна как статуя.
— Граф, — возразил Эверард, затрепетав от гнева, — долго вы забывали, что вы мой отец; теперь, в свою очередь, я могу забыть, что я ваш сын.
— Вам так кажется? — сказал Максимилиан, приняв важный и гордый тон, — это будет очень любопытно. Успокойтесь, молодой человек, я приказываю; ваш гнев скоро потухнет пред моим; не горячитесь, это будет благоразумнее. Позволь мне потолковать с твоею Дульсинеею, которая, несмотря па свое состояние, мне кажется, занимается тем же ремеслом, как и герцогиня Д…
— Боже мой! — вскричала Роземонда, упав на пол.
— Клянусь адом! — закричал Эверард, бросившись за своею шпагою, которая с вечера оставалась в углу комнаты.
Потом, обнажив свою шпагу до половины, он подошел к графу, но, остановившись в двух шагах, опустил ее в ножны.
— Вы дали мне жизнь, — сказал он, — теперь мы расплатились.
Максимилиан, со своей стороны, схватил ружье. Отец и сын вперили друг в друга сверкающие от ярости глаза.
— Я дал тебе жизнь, говоришь ты? Это ложь, я не дал тебе ничего, и ты не обязан мне ничем, презренный, Обнажи твою шпагу. Нас обоих душит гнев: нам надо освежиться чистым воздухом, идем. А, трус, ты отступаешь… Ну, так я не отступлю…
Максимилиан подошел к двери и позвал четырех слуг, которых привел вместе с собою.
— Возьмите эту девчонку, — сказал он, — и выбросьте за мои владения.
Робкие слуги не трогались с места.
— Скорее, трусы! — закричал Максимилиан, замахнувшись бичом.
Слуги хотели подойти к Роземонде, но Эверард остановил их своею шпагою.
— Граф, — сказал он, — объявляю вам, что я, Эверард фон Эппштейн, буду следовать за этой девушкой, куда она ни пойдет, волею или неволею, понимаете?
— Очень рад, — отвечал Максимилиан. — Делайте, что приказано вам, негодяи! — прибавил он, обратившись к слугам.
— Граф, — сказал Эверард, подняв свою шпагу над Роземондою, которая еще лежала без чувств, — скорее я убью ее на ваших глазах, чем позволю прикоснуться к ней, клянусь вам.
— Ну, попробуй, остра ли твоя шпага. А! Ты опять трусишь? Возьмите эту женщину, или я сам выброшу ее вон.
— Граф, — вскричал Эверард, — берегитесь, я стану защищать ее против всех.