Мы удалились, оставя Генриха в зале. Он хотел целую ночь писать. Ему подали перьев и чернил, и он расположился подле огня.
На другой день утром, когда мы завтракали, зазвонили особенным образом у ворот парка. «Макс!» — сказали вдруг Гораций и Генрих. В самом деле, тот, кого они назвали, почти тотчас въехал во двор.
— А! Вот и ты, — сказал Гораций. — Очень рад тебя видеть; но в другой раз, пожалуйста, позаботься немного о моих лошадях; посмотри, что ты сделал с этим бедным Плутоном.
— Я боялся, что приеду не вовремя, — отвечал Макс; потом вдруг остановился и обратился ко мне: — Сударыня, — сказал он, — извините, что я явился к вам в таком наряде, но Гораций забыл, я уверен, что нам предстоит сегодня охота с англичанами, — продолжил он, делая акцент на этом слове. — Они приплыли вчера вечером на пароходе; теперь нам остается только не опоздать и не изменить своему слову.
— Очень хорошо, — сказал Гораций, — мы будем там.
— Однако, — возразил Макс, обращаясь ко мне, — я не знаю, сможем ли мы теперь сдержать свое обещание; эта охота очень утомительна, чтобы мадам Безеваль могла ехать с нами.
— О! Успокойтесь, господа, — отвечала я с поспешностью, — я приехала сюда не за тем, чтобы мешать вашим удовольствиям: поезжайте, а я останусь в замке и буду ждать вашего возвращения.
— Ты видишь, — сказал Гораций, — Полина настоящий капеллан времен прошедших. Ей недостает только пажей и прислужниц… А сейчас у нее нет даже горничной (она все еще в дороге и будет здесь не раньше восьми дней).
— Впрочем, — сказал Генрих, — если ты, Гораций, хочешь остаться в замке, мы извиним тебя перед нашими островитянами; ничего нет легче!
— Нет! — возразил граф, — вы забываете, что я главный участник пари: мое личное присутствие просто необходимо. Уверен, Полина извинит нас.
— Конечно, — согласилась я, — и чтобы дать вам полную свободу, я уйду в свою комнату.
— Я буду у вас сию же минуту, — сказал Гораций и, подойдя ко мне с очаровательной вежливостью, проводил до двери и поцеловал мне руку.
Я возвратилась в свою комнату, куда через несколько минут явился и Гораций; он был уже в охотничьем платье и пришел проститься со мной. Я сошла с ним на крыльцо, где были уже Генрих и Макс; они снова стали уговаривать Горация, чтобы он остался со мной. Но я настояла, чтобы он ехал с ними. Наконец они отправились, обещая возвратиться на другой день утром.
Я осталась в замке одна с малайцем. Это странное общество могло бы испугать всякую женщину, кроме меня; я знала, что этот человек был совершенно предан Горацию с того самого дня, в который граф сражался с тигрицей с кинжалом в руках. Покоренный и пораженный его невероятной храбростью, это дитя природы последовал за Горацием из Бомбея во Францию и после не оставлял его ни на минуту. Итак, я была бы совершенно спокойна, если бы не тревожил меня его дикий вид и странный костюм. Притом я находилась в стране, которая с некоторого времени сделалась театром невероятных происшествий, и хотя не слышала еще, чтобы говорили о них Генрих или Гораций, которые как мужчины презирали или показывали, что презирают подобную опасность, но эти истории, плачевные и кровавые, пришли мне на память, как только я осталась одна; однако днем мне нечего было бояться, и я вышла в парк, решив осмотреть окрестности замка, в который приехала, чтобы провести здесь два месяца.