– И у тебя, – сказал он. – Что, на игле?
– Нэа. – Айзер улыбнулся, и кивнул на выход: – Ыдем?
– Куда? – не понял Вадим.
– Куда ты собырался?
– Черт его знает. – Он пожал плечами. – Вроде, никуда.
– Поэхали ко мнэ, – предложил приятель.
– Далеко?
– Нэа. Десять мынут. Ты же ныкуда нэ спэшишь?
– Да вроде, нет.
– Поэхали. – Айзер поднялся из-за стола, захватил свой полиэтиленовый сверток и не спеша зашагал к двери.
Вадим оставил на столе триста рублей и как привязанный отправился следом.
– Слышь! – Он догнал дружищу на улице. – Я не спросил, как тебя зовут.
– Ахмэд, – представился айзер. – Мэня зовут Ахмэд.
Подал медленный крупный снег. Ветра совсем не было. Такси добросило их до метро «Площадь Александра Невского», дальше Ахмед повел Вадима какими-то пустынными дворами. Сугробы намело чуть ли не по колено. Люди вокруг словно вымерли, никто даже собак не выгуливал. Наконец, они добрались до парадной, поднялись к лифту и остановились.
– Послэдний этаж, – объявил Ахмед, нажав на кнопку лифта, и вновь похвалил кожанку: – Кароший куртк. А подкладк? Ынтэрэсно, какой подкладк?
Хотя об этом его никто не просил, Вадик зачем-то снял куртку. Соображал он хило – выпито было предостаточно.
– Очэнь ынтэрэсно. – Айзер со вкусом пощупал материал.
Двери лифта отворились. Перекинув "куртк" через руку, Вадим вошел первым. Ну, на правах гостя. Вошел, встал у стенки, глядит, а у айзера душевности как не бывало: шары в глазницах крутятся-вертятся, рот открылся, – а тот полиэтиленовый пакетик, с которым он не расставался, так и запрыгал в руках! Так и запрыгал! И тащит он ведь что-то, тащит из своего пакетика!!!
"Только не дуло!!!" – вмолился Вадик, вцепившись обеими пятернями в пакет.
Он почувствовал в ладонях широкое, острое полотно – пронесло! – и заорал нецензурщину так громко, что, наверняка, поставил на уши весь подъезд. После подобных арий только глухонемой не запрет жилище на все замки и не постарается держаться подальше от двери, ведущей на лестницу.
Ахмед почему-то начал сдавать. Он позволил вытолкать себя из лифта, и оба переместились на площадку, держась за один и тот же нож. Айзеру удобнее: у него рукоятка. Вадим же висел на мокром, скользком лезвие. Мокром, потому что в крови.
Двери лифта заклинило: куртка этаким камнем преткновения легла как раз на пороге, между створками. Двери ходили туда-сюда-туда-сюда… Оставлять любимую шкуру, с которой сросся, в качестве подарка пучеглазому мудаку в планы Вадика не входило. Оставлять душу – тем паче. Он трезвел не по минутам, а по секундам. Орать он перестал и думал лишь о том, как добраться до Кобры, торчавшей на спине под свитером, за брючным ремнем, – Кобры, о которой не знал Ахмед.