Нимфы, которые с момента появления смуглой дамы старались вести себя столь серьезно, что ни разу не улыбнулись, послушно поднялись с колен и удалились.
– Кто ты? – спросил Вадим.
– Кобра, – ответила цыганка.
Он усмехнулся:
– Значит, я питон.
– Ты лишь то, что ты думаешь.
Он не понял и посмотрел в ее глаза. Его хватило на две-три секунды – дальше никак. Эта пара черных маслин под ее ресницами временами превращалась в два накаленных уголька, и становилось не по себе.
– Между быть и хотеть, – продолжала Кобра, – только вера. Мы властны над всем, кроме веры. И без веры не властны ни над чем. Пусть на твоей ладони стоит весь мир, если ты ему не веришь, это всего лишь горсть пепла. Выкинь его и зачерпни снег, если ты в него веришь, – ты обретешь вселенную.
Вадим зачерпнул под собой пригоршню неосязаемого снега и тут же высыпал обратно на пол.
– Ты его не чувствуешь, – сказала цыганка.
– Нет, – согласился он.
– Веришь только тому, что чувствуешь. – Она присела рядом на облако и опустила голову.
Рука Вадима дотронулась до ее черных волос. Его осязание словно отходило от сна.
– Но… Ты же не существуешь, – догадался он.
– Ты меня чувствуешь?
– Немного.
– Этого достаточно. – Кобра выпрямилась. Какая разница, существую я или нет? Ты чувствуешь, значит, веришь, – остальное не имеет значения. – Дай сюда руку…
– Будешь гадать?
– А ты этого хочешь?
– Нет.
– Зачем же я буду гадать? Я тебя перевяжу, однорукий бандит.
Он протянул наспех обмотанную ладонь. Одним рывком Кобра отодрала платок от засохшей раны.
– Ахмед здорово постарался… – улыбнулась она. – Душевный айзер. Внимательный, добрый…– В ее руках появился бинт. Сверкая перламутровыми ногтями, цыганка стала перевязывать рану, – Что ж ты не хлопнул его? Тебе же все до лампочки. Ахмеда специально к тебе послали – Ахмед ищет смерти. Он не жилец, Чапаев, зря ты его оставил, жалостью Ахмеду не поможешь.
Пока Кобра перевязывала руку, Вадим вдруг понял, что не дышит. То есть, дышать он хотел: вновь набрать воздух в легкие, различать запахи, – это к нему вернулось, но не смел. Он разглядывал ее мягкие губы, щеки, шею, уши с тяжелыми серьгами и цепенел от тихого восторга.
Только когда она завязала тугой узел на его запястье, он смог различить дурманящий аромат… Не духов, нет. Кобра пахла… О, здесь уже не человечиной пахло, чем-то сверх, чем-то не от мира.
– Господи, кто ты? – спросил он.
– Ну, я не Господи, – ответила цыганка. – Но кое-чем помочь могу.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что ты меня чувствуешь больше, чем себя.
– Больше, чем себе, – подтвердил Вадик. – Ты сказала, Ахмед не жилец? Ты его знаешь?