– Я бы просто тебе не поверил.
– Вот именно. А я веду дела только с теми, кто верит. Последние деньги – гарантия веры. Так-то.
Вадим полез в карман, выгреб, все, что у него осталось – рублей пятьсот-шестьсот – и высыпал капусту на черные волосы цыганки.
– О, Чапаев! – простонала Кобра, закрыв глаза от удовольствия. – Ты не представляешь, что ты для меня сделал…
На голову, руки, плечи темной леди, подобно легкому снегопаду, летели бумажные рубли, трешки, червонцы…
– Ну, ты змея… – улыбнулся Вадим, когда денежные хлопья закончились. – Хорошо тебе было?
– Похоже, ты начал понимать, как сделать меня счастливой.
– А Ваня Хренов, его что, больше нет?
– Хуже, Чапаев, его не было и не будет. Понимаешь, о чем я?
– А деньги растворились в воздухе? – Он помахал руками в пространстве.
– Почему же? Деньги не растворяются – растворяются души. Инфляция, Чапаев. Душонки падают в цене быстрее дубовых рублей. А капуста возвращается ко мне. Как почтовый голубь.
– Короче, что я понял: Мишка целый год копил бабки, чтобы меня шлепнуть, – тут подворачиваешься ты…
– Не подвернись я – он бы отдал пару тонн обыкновенному киллеру – тебе бы просто продырявили башку.
– Если на то пошло, дырявая башка мне уже больше по душе, чем пустой город.
– Ну, городу-то не вечно пустовать.
– Ты считаешь?
– О будущем я не знаю ничего.
– Ты же цыганка.
– Будущего нет. Это все, что я знаю.
– Значит, ты стерла меня с земли и пригласила на мое место Полицая…
– Свято место пусто не бывает. К тому же, я не приглашала Полицая.
Вадим усмехнулся:
– Кто же это мог сделать? Может, я его пригласил?
– Возможно.
– О, ля-ля…
– Воображение – непобедимая сила. Ты сам вызываешь к жизни тех, кого любишь, и ненавидишь.
– Но тебя-то я не звал!
– Ты мне веришь?
– Да.
– Ты меня чувствуешь?
– Но до того как ты появилась…
– Забудь о том, что было до того. Реальность – это сейчас. Реально то, что я говорю с тобой, а ты говоришь со мной. Все остальное можно смело выбросить. Пока я не появилась, ты валялся куском студня и не чувствовал собственной шкуры.
– Когда-то в утренней земле была Эллада, да? – Пропел Вадим. – Не надо умерших будить, грустить не надо… Ося любил этот стишок. Иосиф Блан. Ты хоть представляешь, какая мразь, этот Полицай?
– Извини, для меня вы все из одного теста: что Ося, что Полицай.
– У них были жуткие отношения, у Оси с Полицаем. Я расскажу, тебе будет интересно. Пять лет назад мы с Мишкой служили в Венгрии, Полицай был нашим старшиной. Да каким, на фиг, старшиной, – он был там всем. Вся бригада проходила его навытяжку. Комбриг, и тот, думаю, трясся от страха в своем кабинете. Короче, в наш дивизион залетел этот Ося, Иосиф Блан. Мы с Миней считались уже стариками – полгода до демобы – и с Полицаем вплотную не стыковались. Я числился в хозвзводе, катался по Мадьярщине на своем грузовике: возил продукты, шмотки. Миня стал, зам комвзвода, старшим сержантом, заявление о вступлении в партию подал. Вот. А Ося оказался в его взводе – взвод управления. Я несколько раз слышал, как он пел. Кобра… С тех пор он как будто живет во мне… Полицай звал его Планом или Блином – по-разному, и терпеть не мог, когда он брался за гитару. Он вообще его за человека не считал: хилый, мечтательный, к тому же жид. Рассказывать дальше?