Так, беготня, оказывается, продолжается. Вот что значит эпистолярный жанр. Очень зря открытки недооценивают. Кратко, доходчиво. Прочли, обдумали, решили остаться и познакомиться.
На конверте Женька успел начертать лишь по-немецки:
«Приятного и недолгого полета. За Варварина! Смерть фашистским кукушкам!»
Наверное, все-таки не струсили. Хотя лететь с таким напутствием весьма неприятно. Нет, не струсили. Хотят познакомиться. Ну-с, ждем.
Нерода был на месте — ждал в камышах у ручья. Убедившись, что сквозь заросли ломятся свои, опустил автомат, снова лег и попытался застегнуть немецкие штаны, натянутые поверх своего камуфляжа.
— С обновкой. Свеженькие? — Женька рухнул на измятый камыш, снял каску.
— Да наткнулся тут на меня один… суетливый, — пропыхтел Нерода. — Худой, гадина.
— Да у тебя там двое портков, куда третьи?
— На первое время нацеплю. На всякий…
— А партнеры наши решили подзадержаться, — пытаясь утихомирить дыхание, с гордостью сообщил Женька.
— Видел, — Нерода оставил в покое верхние пуговицы неудачных штанов. — Но ты не обольщайся. Сейчас самое интересное и начнется. Вон, я тебе патроны подогнал.
— Автомата няма? — Женька с разочарованием поднял подсумки с винтовочными обоймами.
— Я ж говорю, немец подвернулся худой и нищий. — Нерода вздохнул. — Значит, подпускаем коллег поближе, показываемся и уводим. Поосторожнее, Жека, подозреваю, они не в канцеляриях штаны просиживали.
— Понимаю. А что, если они на нас все-таки не выйдут? Тут обстановка нервная.
— Выйдут, куда они денутся? А если не выйдут, нам самим придется их найти и блокировать. Что с нашими могучими силами станет задачей довольно нетривиальной. Давай-ка двигаться. Минут двадцать у нас еще есть, но на всякий случай…
— На всякий случай у них, кажется, имеется снайпер.
— Ну, мы лесочком, по тенечку. В кустиках оптика не так неприятна. Двинулись…
— Надо было «фауст» не бросать, — посетовал Женька, на ходу рассовывая по карманам винтовочные обоймы…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кошки-мышки и Элис
29 июня.
Лес
19.45
…Ноги как вареные макаронины — в любую сторону гнутся. В голове мыслей нет, кроме одной — «упасть и сдохнуть». Земляков заставлял ноги ступать твердо, прошибал грудью и чем попало ветви подлеска, сдерживал грудные хрипы. Дальше, дальше, направление не терять, слушать. На пути возникали сволочи-деревья, хотелось пройти прямо сквозь ствол. Женька с трудом, но осознавал, что, кроме бессмертного переводческого духа, существует и некое неопределенное количество вонючей и потной биомассы, четыре килограмма винтовки, кило с лишним «кольта», проклятый штурмпистоль, который сейчас бросить просто нет времени и сил, и еще что-то, тяжелое, до изумления ненужное, потому что сдохнет сейчас Земляков. Вот элементарно сдохнет… Двигаться… Нагнуться под ветвь — шлепаются капли пота на листья, жжет соль глаза — двигать ногами, двигать…