— Halt, mistkerl![129] — задыхаясь, крикнул Земляков.
Немец попробовал оглянуться, споткнулся, скакнул, широко раскидывая длинные ноги, не устоял, крепко брякнулся. Взвыв, пополз на коленях, замер, обреченно выпрямился…
— Nicht eiskalt![130] — приказал Женька, двумя руками сжимая пистолет.
Немец стоял на коленях, бессильно опустив длинные руки, и загнанно вздрагивал. Землякову тоже очень хотелось сесть, но победитель обязан быть выше сиюминутных слабостей и вообще держать марку. Несколько секунд «коллеги» хватали ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.
— Die Hunde hinter den Kopf! Langsam,[131] — приказал Земляков и сплюнул — слюна повисла на подбородке.
— Товарищ, я не понимаю, — вдруг прохрипел пленный. — Я русский. Клянусь, я не эсэс. Меня заставили…
…Разочарование. Вот такое жестокое, обидное разочарование. Несешься за гауптштурмфюрером, крутым и важным, знающим так много, что аж… А ловишь какого-то власовца малодушного, бобикообразного…
— …я только вел, я не стрелял. Я лесник, я лес хорошо знаю, работал…
Да, это правильно, работать надо. Младший сержант Земляков попытался вытереть подбородок о плечо и приказал:
— Руки за голову. Медленно! Не ссы, если что знаешь, жить останешься.
— Да я всё что угодно… — Пленный всхлипнул. — Только не стреляйте. Вы из СМЕРШа? Вы кто?
— Конь в пальто! Руки!
— Наш, гадзюка? — удивился запыхавшийся Михась, наставляя на подследственного верный карабин.
Женька, уже понимая, что коленопреклоненная гадина не случайно держит правую ладонь у голенища, заорал:
— Руку от сапога!
— Товарищи, только не убивайте, — заблажил подследственный…
— Руки падымай или яйки адстрелю! — пообещал Михась голосом, не оставляющим сомнений, что так и будет.
— На, стервец! — Подследственный вскинул руку с небольшим револьвером.
Женька и Михась выстрелили одновременно — куда попала пистолетная пуля, Земляков не понял, но выпущенная из карабина пробила сапог задержанного. Подпорченный подследственный рухнул на бок, взревел, ткнул револьверный ствол себе под подбородок — курок уже был взведен — мгновенный выстрел…
Женька, наконец, вытер собственный подбородок — не слюни, а какой-то клей «Момент».
В молчании посмотрели на недавшуюся добычу.
— Вот же мразь какая, — уныло сказал оплошавший младший сержант.
— Ну, — сокрушенно согласился Поборец и даже про кобылу не стал добавлять.
— А старлей, наверное, своих повязал. — Женька опустился на колени, начал расстегивать карманы покойника…
Нерода подошел минуты через три. Женька, раскладывая на своей разостланной куртке патроны и инструменты, извлеченные из карманов «Лесника», глянул на командира и вопросов задавать не стал — понятно, не вышло.