Разом охватив острым взором разлившееся у его ног людское море, Дионисий громогласно возрек:
— Отпевши молебен у святых чудотворцев Сергия и Никона, пришед я сюда, православные христиане, благословить вас на дело великое. Приспела пора положить конец междоусобной брани, кою навлекли на Российское государство лжехристи-самозванцы и алчные управители. Пора погнать с Русской земли хищников нашего спасения — польских и литовских людей, который год чинящих ей разорение и богохульство. Возложите упование на силу креста Господня и покажите подвиг свой! Знайте: нет теперь силы сильнее могучести вашей, понеже она изо всех городов и весей по капле в единый кулак собралась, и не будет ей удержу в справедливом гневе. Помните: нет чести превыше, чем сохранить веру и отечество свое, жить по собственному уставу, на подражательство от иноземцев не прельщаясь, окаянству супостатов не потворствуя. Смилуйтесь: дайте поскорее долгожданным государем овдовевшую землю укрепить и украсить и тем злую Смуту всем миром избыть. Благословляю вас, христолюбцы, мужи-исполины, сыны отечества, долг свой до конца исполнить! А ежели и случится в жестоком бою убиту быть, то верьте: не умрете, но живы будете вовеки! С Богом, родимые!
После таких душеподъемных слов разлилась вокруг единящая тишина. Сопровождаемый этой тишиной, Дионисий сошел с горы Волкуши и окропил святой водой сперва старосту земского ополчения Кузьму Минина, затем первого ратного воеводу — князя Дмитрия Пожарского с товарищами и сыновьями. Следом неостановимой чередой потекли к нему жаждущие святого напутствия ополченцы. Каждому хотелось на путь ратного стяжания под его осеняющей рукой ступить.
Обняв на прощание отца и Анания-скудельника, встроился в этот поток и Сергушка Шемелин. Ленты, вплетенные в гриву его коня, напоминали венок, пущенный по воде. На него и не захочешь, а внимание обратишь.
— Люби тебя Бог! — обласкав его взглядом, пожелал Сергушке Дионисий.
Ну как после этого не возгордиться? Ведь сам владыка на него внимание обратил. Все это видели и слышали!
Однако отойдя от Волкуши на треть версты, Сергушка сообразил, что далеко не все. Хуже того, не его содружинники. На радостях он к другому отряду прибился. Василей Тырков, при котором Сергушке положено быть, успел где-то впереди затеряться. Хоть и прощает он своему стремянному подобные вольности, а все же лучше его терпение не испытывать.
Свернув на обочину, Сергушка легко взметнулся на коня и по заросшему бурьяном придорожью пустился догонять свою дружину.
Давно замечено: коли на закате небо обоймут заревые облака, на другой день быть сильному ветру. Так оно и случилось. Но не сразу. Сперва ветер игриво крутился на Климентьевом поле, по-щенячьи подпрыгивая и повизгивая, теребя подолы кафтанов, прячась в Глиняном, Мишутином и Сазоновом оврагах, чтобы затем, выбравшись из них, вспушить золу под стволами опаленных огнем деревьев в Благовещенской и Терентьевской рощах, просквозить мимо монастыря в северном направлении, а потом, крадучись, вернуться с противоположной стороны. Однако с каждым часом ветер становился все сильней и сильней, и дул он не в спину, а навстречу земской рати. В народе такой ветер лобачом или противнем называют.