— Ты меня не слушаешь, Кирилл. — Сказав это, Софа потянула его за рукав, возвращая его внимание к себе. Она чуть сильнее прижала колено к его ноге.
— Извини, я пропустил. Шумно очень. Что ты сказала?
— Я спрашиваю, твоя мачеха пишет тебе?
— Да. Я, правда, никогда не называл ее мачехой. Для меня она мама. Ни она, ни мой приемный отец никогда не скрывали, что я — неродной их сын. Оно и бесполезно было, ибо услужливые соседи не забывали напоминать мне об этом, как будто по секрету. А у тебя родственники есть?
— Есть. У меня тетка в Ленинграде. Но я с ней почти не общаюсь. Она утверждает, что родственники должны жить на расстоянии, потому что такова природа родственных связей: чем длиннее расстояние, тем крепче родственные узы.
Он положил руку на ее ногу повыше колена, и сквозь мягкую юбку ощутил волнующее тепло ее тела. Она покрыла своей ладонью его руку и слегка сжала ее. Интимность этой тайной ласки под столом в присутствии ничего не подозревающих людей создало атмосферу заговора влюбленных. От Софиного молчаливого, тайного, и оттого еще более откровенного согласия молоточки счастья застучали у него в висках. Хорошо бы, подумал он, взять ее сейчас на руки, как ребенка, и понести по городу, и чтобы она, обняв его за шею, мурлыкала что-нибудь на ухо.
— Пойдем ко мне, — тихо предложил он. Она приблизила губы к его уху и прошептала: — Нет, ко мне. Пойдем сейчас.
— Пойдем, — охотно согласился он, и тут же ужаснулся. Как? Разменять служебный долг на любовную интригу! Быть может, именно сейчас он услышит то, что поможет распознать врагов народа.
Он заглянул Софе в глаза. Ах, черт с ним. Будь что будет.
Гости подпили и стали расползаться по квартире, поглощенные спорами о политике и текущих событиях. Кто устроился на кухне, кто в спальне, кто в передней, а кто и на лестничной площадке, куда Шигалевич отправил злостных курильщиков. Уйти незаметно не удалось, но и удерживать их никто не стал, ибо каждый был занят своей компанией.
Кирилл обнял Софу, она прильнула к нему, и так, тесно прижавшись друг к другу, они неторопливо шагали по ночной Москве, наступая на хрустящий ледок застывших луж, вдыхая аромат весны, пьяные от счастья, в ожидании небесного наслаждения близостью. Они дошли до набережной и остановились у металлического барьера.
— Я люблю тебя, — сказал Кирилл, и от этих древних и всегда юных слов обдало жаркой волной.
— И я люблю тебя, — ответила Софа, и приблизила свои губы к его губам.
Ох, как закружилась голова от поцелуя! Как закружился, заплясал весенний мир вокруг него в счастливом танце! И что это за чудо такое, созданное Богом — женщина и любовь!