— Погодите, Шаповалов, — прервал его Кирилл. — Во-первых, я не применяю пыток и вообще никаких насильственных методов. Я не буду настаивать на том, чтобы вы признались в преступлениях, которые вы не совершали. Против вас заведено дело, и я обязан вас допросить и по возможности найти доказательства вашей вины, если они существуют. И еще, Шаповалов, называйте меня на «вы» и «гражданин следователь».
— Хорошо, гражданин следователь, — легко, но с сарказмом согласился Шаповалов. — Никаких замыслов против Советской власти у меня не могло быть, потому что я честный коммунист. Никто из тех, кого вы арестовали, не является врагом народа. А методы следствия ваши на моем лице и теле. И как бы вы меня ни били, я вас не боюсь. Я — гвардейский офицер, под пулями немецкими не сгибался, не согнусь и перед вами. Вы — настоящие враги народа. Вас нужно судить. Эх, не дожить мне до тех времен.
— Шаповалов, — снова строго прервал его Кирилл. — Расскажите, за что вас избили.
— За что? — переспросил Шаповалов. — За то, что признаваться не хотел. Говорит мне тот гражданин следователь. — на этом месте Шаповалов ехидно ухмыльнулся: — Говорит: ты выдай своих сообщников, гад, не запирайся, не испытывай мое терпение. Ну, я ему сказал то же, что и вам: я был гвардейским офицером, и совесть свою не замараю, не буду лгать и подставлять под расстрел честных, ни в чем не повинных людей. А он мне: «Я тебе сейчас вмажу так, что ты зубы на полу собирать будешь». Он-то большой, грузный такой, а я видите, какой хилый? Не знал он, герой-то ваш, что у меня был второй разряд по боксу в легком весе. Подошел он ко мне, вмазал, да промазал. Я увернулся и оборотку ему дал, механически, боксерский инстинкт сработал. Он свалился, как мешок с дерьмом, сознание потерял, да не надолго. Очнулся на полу, да как завизжит от страха: «Убивают, на помощь!» Это был самый счастливый момент в моей жизни. Поплатился я за него. Менты прибежали, долго били, без сознания меня в холодную бросили. До сих пор дрожу.
— Хотите закурить? — спросил Кирилл и, не дожидаясь ответа, раскрыл перед Шаповаловым пачку «Беломора». Шаповалов вытащил папиросу, прикурил и с видимым наслаждением затянулся.
— Почему вы меня допрашиваете, а не тот бес? — спросил он, выдыхая столб дыма.
— Здесь я задаю вопросы, — строго сказал Кирилл. Не стал он говорить, что ленинградский климат оказался вредным для здоровья следователя. В тот день моросил дождь, дул холодный, пронизывающий ветер. Следователь слег с высокой температурой, а откладывать допросы не было возможности: начальство торопило, поскольку дел было немало, сроки сжатые, а новые дела все прибывали. Все делалось тяп-ляп, на скорую руку, о неоспоримых доказательствах никто и не помышлял. Все следователи знали: суд и без них разберется и приговорит к расстрелу, кого нужно, а других отправит в лагеря, на медленную смерть.