Уордл бросил трубку, причем, как заподозрил Страйк, с отвращением.
Тем же утром, но немного позже Страйку позвонил Бристоу и сообщил время и место похорон Рошели.
— Элисон навела справки, — добавил он. — Потрясающе деловая.
— Это заметно, — сказал Страйк.
— Я собираюсь прийти. В память Лулы. Я ведь ничем не помог Рошели.
— Думаю, такой конец был неизбежен. Вы придете вместе с Элисон?
— Она просится, — без энтузиазма выговорил Бристоу.
— Там и увидимся. Я надеюсь поговорить с теткой Рошели, если та появится.
Когда Страйк сообщил Робин, что подруга Бристоу выяснила место и время похорон, секретарша расстроилась. Страйк поручил ей сделать то же самое, а теперь получалось, что Элисон дала ей сто очков вперед.
— Не ожидал от вас такой профессиональной ревности. — Страйка это позабавило. — Забудьте. Наверняка у нее была фора.
— Какая же?
Страйк в задумчивости смотрел на нее в упор.
— Какая? — с вызовом повторила Робин.
— Хочу, чтобы вы пошли со мной на похороны.
— Ох, — вырвалось у Робин. — Ладно. Только зачем?
По ее расчетам, Страйк должен был сказать, что естественно будет прийти туда парой, точно так же как естественно было прийти в «Вашти» с женщиной. Но вместо этого он заявил:
— У меня к вам будет одно поручение.
Когда он четко и ясно объяснил, что ему нужно, Робин удивилась еще больше:
— Но зачем это?
— Сейчас не могу сказать.
— Почему?
— Этого тоже не могу сказать.
Робин больше не смотрела на Страйка глазами Мэтью, не считала, что он притворяется, или рисуется, или хочет казаться умнее, чем на самом деле. Теперь она даже не думала, что он нарочно нагоняет туману. И все равно она выговорила, как будто не расслышала и решила уточнить:
— Брайан Мэтерс.
— Угу.
— Человек Грозящий.
— Угу.
— Но каким боком, — не поняла Робин, — он связан со смертью Лулы Лэндри?
— Никаким, — почти честно ответил Страйк. — Пока что никаким.
Крематорий на севере Лондона, где через три дня состоялось прощание с Рошелью, выглядел холодным, гнетущим и обезличенным. Его интерьер — начиная со скамей темного дерева и пустых стен, лишенных каких-либо атрибутов веры, и заканчивая витражными окнами с абстрактной мозаикой из ярких цветных квадратиков — был в равной степени чужд приверженцам всех религий. Пока занудливый проповедник тянул свой речитатив, именуя покойницу «Росель», а мелкий дождь испещрял каплями лоскутное одеяло витража, Страйк осознал, зачем в церквях нужны позолоченные херувимы, гипсовые святые, горгульи, ветхозаветные ангелы и усыпанные самоцветами распятья: все это пышное великолепие обещало вечную жизнь или хотя бы достойное поминовение таким, как Рошель. Впрочем, покойная смогла урвать свой кусочек рая на земле: одетая в дизайнерские наряды, она задирала нос перед знаменитостями и кокетничала с красавцами-водителями, но жажда шикарной жизни привела к плачевному результату: семеро поминальщиков и проповедник, не знающий ее имени.