— Пожалуйста. Хоть заночуйте. Постелю вам на диване.
— Это, пожалуй, нет. Турнут из санатория за нарушение режима.
— Могу вас уверить, что такого не будет.
— Поработаю два часа, потом приду еще раз.
— Ваше право. Работайте сколько и когда хотите, — сказал Глеб Леонидович и собрался выйти из комнаты.
— Насчет Легкоступова… — остановила его Анна.
— Да-да…
— Что было с ним?
— Задержали через несколько дней, когда со всей очевидностью нарисовался любовный треугольник. Во второй папке есть протокол допроса Легкоступова. Забегая вперед, скажу, что доказать его причастность к убийству Каратановой мы не смогли.
— Легкоступов был на той вечеринке?
— Из-за этого и разгорелся сыр-бор. Степан Третьяков приревновал Катерину Каратанову к Легкоступову.
— Легкоступов оставался у старого пирса до конца вечеринки?
— Он ушел раньше. Примерно в то же время исчезла Каратанова.
— И вы не смогли доказать причастность? — с издевкой в голосе спросила Анна.
— Попридержите коней, — обиделся Куприянов. — Во‐первых, у него было алиби — оставшуюся часть ночи он провел с другой женщиной. Она это подтвердила. Во‐вторых… — помолчав, он поинтересовался: — Вы хоть представляете, как просто раствориться в темноте неосвещенного пляжа? Отойди на пару шагов, и тебя уже нет.
— Простите…
— Обойдусь без ваших извинений. Просто не считайте себя умнее других.
— Теперь про Сизову…
— Я часто встречаю ее в поселке.
— Она так и работает в санатории?
— Вряд ли. Она пожилая женщина, — сказав это, Глеб Леонидович ушел в соседнюю комнату, и оттуда снова донесся его голос: — Когда закончите, позовите.
В одиннадцать часов Куприянов вызвал Анне такси. Она запротестовала:
— До санатория идти всего ничего!
Но он настоял на своем:
— Провожать не пойду, плохо себя чувствую. Отпустить одну не могу. Так что, поезжайте на такси, мало ли что.
Пока Анна складывала документы в папку, Глеб Леонидович поторапливал ее:
— Завтра дочитаете. У нас водители такси долго не ждут. Чуть задержался — уезжают.
Так и случилось. Когда Анна вышла из дома Куприянова, увидела лишь красные огоньки отъехавшего такси.
Решив не волновать старика, она пошла в санаторий пешком и вскоре пожалела об этом — ночь была темной, словно чернила, а уличных фонарей на улицах не было. Тем не менее до санатория Анна добралась благополучно.
Раздеваясь, она вытащила из-за пояса юбки пачку свернутых документов и положила их в стол. Потом вспомнила, что уже несколько дней не говорила с матерью.
Набрав ее номер, спросила:
— Не спишь?
— Сплю, — по голосу было слышно, что мать обижена.
— Не обижайся, — сказала Анна. — Я очень тебя люблю. Кто еще у нас с тобой есть? Ты да я. Больше никого.