Так вот, из его уст тоже прозвучало слово «Стоунхэндж». Движимый любопытством не вполне научным, я спутешествовал туда до Великой Войны. В селах, монастырях и часовнях мне рассказывали местные легенды, довольно-таки простодушные. О рае и аде, что можно почувствовать на вершине белоснежного Дива, о чудотворном предотвращении чумного мора, но больше всего — о двойниках.
Будто бы некоторые люди встречали здесь своих знакомых, которые были моложе и красивее, чем позволяли им обстоятельства, или одеты не по сезону. К примеру, в лёгком длинном платье посреди зимы, которая, впрочем, тут еще мягче французской. С этими привидениями можно было поговорить и получить некий расплывчатый совет. До них вполне было можно дотронуться и ощутить их теплоту. Единственное отличие от прочих: они появлялись как бы из ниоткуда и исчезали там же — не успеешь глазом в сторону повести.
Среди тамошних мела и чернозёма я не встретил ничего подобного: некому было предупредить чужака о будущих житейских потрясениях. Однако в Карнаке случилось иначе.
Надо сказать, что мадам Ривз купила или заказала у ремесленника удобное кресло на колёсах — не инвалидное, но из тех, в каких специальная санаторная прислуга возит отдыхающих на модных курортах вроде Брайтона или Бата. В нём она вывозила дочку на променады, причем снимала с одного сиденья и перемещала на другое, поставленное рядом, собственноручно. От помощи нас с Трюгом мадам отказывалась под любым предлогом, так что сын отпускал ехидные шуточки по поводу девичьего целомудрия. К тому времени Мириэль созрела: кажется, у неё — с большим опозданием — начались регулы, что несколько усложнило матери жизнь.
И, разумеется, они изъездили вдоль и поперёк всю косу, иногда останавливаясь на отдых в какой-нибудь деревне или просто неподалёку от какого-нибудь особенно приметного дольмена. Возможно, чтобы поесть или укрыться в непогоду.
В то нежное сентябрьское утро тысяча девятьсот тринадцатого года стоял туман, и ряды менгиров выступали из него, как паруса старинных кораблей, выстроенных в сложный боевой порядок. Мы с Трюгом двигались, держась за руки, чтобы не растеряться. Два по виду ровесника — здесь нам приходилось называться кузенами, но всё равно от тех обвинений, которые испортили жизнь Оскару Уайльду, нас спасала одна покладистость местных жителей. Как истые бретонцы, они не умели глубоко погружать нос в чужие дела.
Внезапно я увидел впереди тень, раза в два большую нормального человеческого роста, и указал на неё сыну.
— Туман, — объяснил он кратко.
— Конечно, туман всё отражает с увеличением. Театральный задник в лучах прожектора. Только ты вниз погляди: что именно в него впечаталось.