Ноги у нашего армейского талисмана, кстати, отнялись не от благочестивых размышлений, а всего-навсего благодаря контузии. Как ты можешь догадаться, в то время и в том месте и порох у нас был, причём бездымный, и нехилый огнестрел появился — первая любовь моего тогдашнего ординарца. За каким бесом мы не оставили недужного Дара в одном из попутных сёл или, на худой конец, не устроили в обозе — не знаю. Возможно, хотелось иметь рядом смазливое юношеское личико. Прочим моим кешиктенам, иначе гвардейцам, было в среднем лет по сорок пять, ноги как кривые клещи, а на физиономии черти горох молотили стальными цепами. Отбирали их, ясен пень, не за шибкую красоту лица, а вовсе по иному принципу. Я же лично и отбирала. Тебе, Сорди, считай, подфартило, что я к вашему брату неровно дышу, а то бы в той же щели упокоился… Ладно, проехали.
Так вот, чуть позже по указаниям Дарумы и с его личным участием мои кузнецы соорудили для него седло с высокой задней лукой и приторочили к спине смирной кобылы-иноходца. На привалах и по большой нужде седалище без особого труда снимали и опускали в подобие продвинутых детских ходунков: опоры для сиденья, загородка, прочная рама с колесиками и хитрая система рычагов, тормозов и храповичков, чтобы под уклон не катилось. В горах ведь ровное место величиной в ладонь три дня искать надо, вот наш Дарума и напряг свои недюжинные таланты.
Сказанное выше о талантах и талисманах очень важно для понимания дальнейших событий.
Вояки — народ суеверный, мои — не исключение. Лично мне они запрещали стричь косу до тех пор, пока она не достигала того места, где идея спины находит своё логическое завершение. Но и потом один мой верный аньда, шпажный полковник Ной Ланки, осмеливался чуток ее подровнять, дабы узкий кончик не защемлялся и ездить верхом не мешал. После моего побратима раздирали это волнистое и белобрысое страхолюдие сразу два кешиктена с двух сторон, причем без особой ко мне жалости. Гребни у них были из закалённого железа, как у Бабы-Яги из твоих детских сказочек. Затем меня туго плели в пять прядей и убирали разными подвесками и балаболками: и по ветру не треплется, и удар выходит куда увесистей.
Тогда как раз шла гражданская война. Самый кретинский вид междоусобицы, когда стремя в стремя с тобой скачут мерзкие типы, когда-то доводившие тебя до слёз в воскресной школе, а конные дядьки напротив — сватья и гости, что лет девять назад гуляли на твоей скромной — всего-то с неделю — свадьбе. И еще бы ей, свадьбе, не быть таковой: жених добыл липовую справку, что шестнадцатилетняя невеста беременна, патер с охотой это враньё проглотил, ибо понимал, что нас не удержать никакими вожжами поперек спины. Уж лучше перед обрядом принять обе исповеди, нареченного и нареченной, и тишком завязать в уголок своего орната — такой полосы с крестами на обоих концах. И наговор невесты на себя, дай Всевышний, благополучно сбудется, и ребенок…