В голове мелькают кадры из фильма «Ханна и ее сестры» – одной из наиболее трагичных картин, что я видела, затрагивающих вопрос доверия. Я просто не могу представить Дафну или Мауру, предающих меня, как сестры предали Ханну. Или Джесс, коли на то пошло. Но для себя Маура уже все решила.
Сестра продолжает:
– Пожалуй, первое потрясение, пережитое при мысли, что Скотт спутался с Джейн, пошло мне на пользу. Понимаешь, я испытала невероятное облегчение, когда увидела лицо той девицы и осознала, что это не Джейн. Я словно бы одержала маленькую победу в разгар войны, в которой терплю сокрушительное поражение. Да и кроме того, в этом нет ничего неожиданного. Все мы прекрасно знаем, что Скотт неверный мерзавец. Так что сейчас я лишь имею дело с градациями этой характеристики. Он чуть более отпетый и закоренелый бабник, чем я думала раньше, – смеется она.
Я улыбаюсь, впечатленная способностью Мауры сохранять чувство юмора в трудную минуту.
– Ты уже уличила его? – спрашиваю я. – Он знает, что ты знаешь?
– Нет... И вот что скажу: очень забавно наблюдать, как он простодушно хлопочет по дому, изображая примерного семьянина. – Она пародирует Скотта: – «Эй, Маура, хочешь, я на скорую руку сварганю блинчики с черникой?»
– Отвратительно! – восклицаю я, понимая, что как бы не сложился брак моей сестры, я больше не смогу притворяться, будто Скотт мне симпатичен.
– Да уж, воистину. Но отчасти я даже нахожу некое извращенное удовольствие в том, как он старается угодить. Словно смеюсь последней, понимаешь? Словно говорю: «И кто теперь остался в дураках?»
– И что же дальше? – спрашиваю я.
– Еще не решила. Не хочу действовать сгоряча. Как смотришь на то, чтобы дать ему шанс самому признаться и покаяться в содеянном?
– Ты имеешь в виду, высказать подозрения и посмотреть, расколется ли он? – уточняю я.
– Да. Что-то вроде того. Не упоминая о доказательствах.
– Неплохая идея, – соглашаюсь я. – А если он сознается?
Маура выдыхает в трубку и произносит:
– Не знаю. Полагаю, нам понадобится семейная консультация. Может, стоит обратиться на передачу доктора Фила[11]?
Я смеюсь:
– Ты ведь это не всерьез?
– Конечно, нет! – восклицает она. – Не понимаю людей, занимающихся подобным эксгибиционизмом. Думаю, самое худшее в такой ситуации – это, скорее всего, унижение.
Отмечаю про себя, что если для Мауры самое худшее в измене – это унижение, значит, она и впрямь больше не любит Скотта. Спрашиваю, так ли это на самом деле.
– О Господи, я не знаю! – говорит она. – Мне сейчас не до бесполезных самокопаний. То есть, наверное, я люблю его таким, каким сама себе придумала. Или таким, каким он был раньше. Иногда я все еще чувствую проблески любви, когда вижу его с детьми. Он прекрасный отец, если можно назвать прекрасным отцом человека, который так поступает со своей семьей.