Я сосредоточился, создал две большие чаши с вином.
— Угощайтесь, кузен, с дороги. Жаль, то была такая чистая душа! Надеюсь, их гордый род не прервется?.. Ах да, у него двое малолетних сыновей...
Он взял чашу, хмуро усмехнулся.
— Хрутеры благоразумно женят своих еще в юности. И хотя в их роду мало кто умирает в постели, но род все разрастается, сколько ни руби его ветви.
— К счастью, — сказал я, — сейчас рождаемость по десять-двенадцать детей на семью. Потому преступников экономически целесообразнее просто казнить, а не чикаться с определением степени вины. Другое дело, когда рождаемость упадет до одного-двух на семью...
Он сделал большой глоток, на мгновение прикрыл глаза от удовольствия, глотнул еще, потом спросил в непонимании:
— До одного-двух на семью? С чего вдруг такое случится?
— Да так, — ответил я уклончиво, — вдруг да произойдет нечто невероятное! Ну, это я провожу умственный эксперимент. Дикую догадку, в смысле.
Он пробурчал:
— Слишком дикую, чтобы даже высказывать вслух. Значит, советуете казнить чаще?.. Я тоже как-то так подумываю, но церковь смотрит косо...
— Да, — сказал я, — казнить. Новые вырастут.
— Тех тоже казнить?
Я уточнил:
— Если преступники. Господь целые города уничтожал, не особенно вдаваясь, кто больше виноват, а кто меньше!.. Вот у кого размах и решительность, которых так недостает нам, постоянно смягчающим требования к человеку!
Он проговорил в нерешительности:
— Когда народ плодится так живо, то в самом деле чего его жалеть... С другой стороны, заповеди... милосердие...
— Заповеди нам даны на вырост, — пояснил я авторитетно. — Когда-нибудь дорастем и до милосердия. Либо по склонностям своей взрослеющей души, либо по чисто экономическим причинам, что, конечно, вероятнее.
Вошел сэр Норберт, с поклоном, подал два экземпляра договора на плотной веленевой бумаге. Все расписано, осталось только поставить подписи.
— Главное, — сказал я, заканчивая разговор о рыцарственном молодом бароне Джильберте, — род... это как бы один человек.
Рафнсварт и даже Норберт взглянули с некоторым удивлением, это же так понятно, род — это все, пока он живет, живут и все предки, давшие ему начало.
Норберт капнул сургучом, мы с Рафнсвартом закрепили свои подписи личными печатями, и тем самым договор вступил в силу именно с этого момента.
Я пожал руку Рафнсварту.
— Ваше Величество, поздравляю. Теперь все силы нашего Содружества в вашем распоряжении. Ни один враг не посмеет напасть на вас! А если посмеет...
Он улыбнулся.
— Ваше Величество, я думаю больше о выгоде взаимной торговли.