— Вин людына з розумом. Вин не дасть соби в кашу наплюваты.
И гордо поднял голову.
Гриша одной рукой, с трудом, вытащил старика из-за стола и повел в землянку.
Суходол, повисая на Гришином плече, вяло говорил:
— Жывемо добре, горе в людей не позичаем. Життя, як чорна хмара, хлопець.
Уложив Суходола, Зимних вернулся к столу. Налил самогону в кружку, отхлебнул глоток, тихонько вылил остальное под скамью. Увидев Уварина, кивнул ему.
— Гришка! — заорал Тихон с другого конца стола. — Пей! Все одно смерть задушит!
В дальнем конце двора, у сарая, Зимних заметил огромную фигуру Шеломенцева. Прохор Зотыч хмуро смотрел на загулявшую «армию» и курил неизменную цигарку.
Грише захотелось подойти к нему, сказать доброе слово, чем-нибудь выразить свою благодарность. За что? За то, что он один здесь, может быть, свой, порядочный человек.
Шеломенцев тоже заметил парня. Еле видно кивнул головой, усмехнулся.
Столы понемножку пустели, но все-таки двор еще был сильно забит людьми.
За офицерским столом пили и пели, и Зимних различал в пьяном хоре хриплые голоса есаула Шундеева, Калугина, блеяние отца Иоанна, сильный грудной голос Насти. Не слышно было только Миробицкого.
Гриша пригляделся к сотнику и понял: тот, как всегда, трезв, хоть и выпил, кажется, много. А впрочем, может, и не пил совсем.
«Двое нас здесь непьющих, — подумал Зимних, — ну что ж, поглядим, господин сотник, что из того будет».
День уже клонился к вечеру, когда у заимки раздался и стих топот копыт. Никто на это не обратил внимания.
Однако через минуту Гриша увидел, как Шеломенцев провел к крайнему столу незнакомого человека, и, посадив его на скамью, что-то сказал казакам. Те налили гостю самогона, придвинули еду.
Затем Шеломенцев, чем-то явно обеспокоенный, направился к Зимних,сказал грубовато:
— Чего скучаешь, парень? Выпей со стариком.
И, склонившись к самому уху Гриши, почти задевая его лицо бородой, кинул:
— Выдь за ворота. Быстро!
Оба пригубили спиртное, поставили кружки на стол, и старик тяжело зашагал прочь.
Гриша тоже поднялся со своего места, потянулся и, пошатываясь, направился к воротам.
Неподалеку от них, в густом подлеске, стоял Шеломенцев. Он подал знак рукой, чтоб Гриша подошел и сказал хриплым шепотом.
— Посыльной от Абызова. Есаул такой есть.
— Ну так что? — спросил Зимних, и сердце обожгла тревога. Он хорошо знал, кто такой Абызов.
— Петьку Ярушникова схватили... Документы при нем... Застрелили парня.
Шеломенцев трудно проглотил слюну, совсем склонился к уху Григория:
— Есаул велел на словах передать: в штабе Миробицкого чужой человек. Из чеки, надо полагать. И недавно здесь, судя по всему.