— Давность следов легко видна. Острые их края держатся час, а то и два. Потом осыпаются. Тут резкая, свежая лыжня, и ее поверхность рыхлится без усилий. Но ведь я не видел немцев, и никто не заметил их. Значит, прошли, думаю, за полчаса до нас.
Смолин взглянул в синие глаза солдата, сказал ласково:
— Ну, хорошо. Иди. Спасибо.
Варакушкин растерянно потоптался на месте.
— Мы не наткнемся на немцев, товарищ лейтенант?
Взводный отрицательно покачал головой.
— Это не германцы, и не испанцы, Алеша. Прошли партизаны. Они помогают нам.
И добавил после короткой паузы:
— У них на палках самодельные кольца. Из толстой сыромятной кожи. Ты не заметил эту мелочь... Ну, иди...
...Снег... Метровый слой снега. Сплошная, огромная пуховая постель. Не дай бог, когда-нибудь заснуть в ней! Все сильнее и сильнее мороз. Длинная и гибкая, как соболь, бежит по равнине разведка. Белая на белом. Встречный ветер чуть шевелит полы маскировочных халатов.
Смолин почти автоматически передвигает ноги и думает — о враге и холоде.
Немцы застряли в лесах и болотах Северо-Запада, как и на других фронтах, вовсе не из-за низкой температуры.
Нет, не холод, не леса, не болота, не тысячи верст наших пространств спутали карты злобного и наглого маньяка из имперской канцелярии. Гитлер знал, куда и на что шел. И шел лихо, забивая эфир криками о победе и неистовством барабанного боя.
Смолин помнит первые атаки германцев: засученные рукава, сигаретки в зубах, автоматы, картинно прижатые к брюху. Взводный не забыл немецких пилотов, гонявшихся чуть не за каждым «красным» автомобилем.
Это было сначала. На границе. В Риге. У Пскова. Потом пришло возмездие, и войска в серо-зеленых шинелях испытали здесь такие тяготы и лишения, понесли такие потери, каких не знала никогда дотоле ни одна армия мира. Искореженные бомбами пушки и танки, трупы полков и дивизий, пожары, налеты партизан, кровь, огонь и ненависть России, Украины, Белоруссии, Прибалтики — что мог знать обо всем этом Гитлер, начиная войну?
Теперь он кричит, эта бесноватая бестия, убийца народов, о русских холодах, о «генерале Морозе».
Смолин вспомнил командующего своей армией Василия Ивановича Морозова и усмехнулся. Оккупанты уже кажется, принимают обоих генералов за одного.. Во всяком случае, и тот, и другой звучат в их листовках почти одинаково.
Высшие немецкие офицеры, воюющие на Северо-Западе — Буш, Брокдорф, Раух, Эйке, испанец Грандес, — вполне сумели убедиться, что Россия — не Франция и не Голландия, и война на земле Советов — далеко не легкая танковая прогулка.