— Что же, вам не привыкать, батенька, — двусмысленно протянул Перфильев, скользнув по осунувшемуся, обросшему лицу Позднякова.
— Да, не привыкать, — вздохнул тот, сбрасывая с себя тяжелый, одеревеневший на морозе тулуп и разминаясь.
— А жаль. Пора бы, пожалуй, и отвыкать потихоньку. Сколько же можно бросать на ветер государственные деньги да еще ставить под удар прииски, Якутию…
— Что вы этим хотите сказать, товарищ Перфильев?
— А то сказать, — Перфильев вплотную приблизился к Позднякову, — то сказать, батенька, что слишком уж дорого они обходятся… эти ваши находочки!
— А вы что сюда искать приехали, товарищ Перфильев?
— Я? — Глазки Перфильева округлились, остекленели. — Я уполномочен проверить ваши дела, товарищ Поздняков, и доложить тресту. А там, видимо, сделают соответствующий вывод. Сколько же можно вас предупреждать, батенька?
Перфильев не договорил: в кабинет быстро вошел Танхаев. Увидав Перфильева, парторг, радостно и широко улыбаясь, пошел навстречу. Черные плутоватые глаза его спрятались в щелки.
— Никон Сергеевич! Тца, тца, тца…
Перфильев, не ожидавший такого радушия от парторга, несколько секунд смотрел на него, как на незнакомца. Поздняков с любопытством наблюдал встречу.
— В Москве как? Дачка как?
— Спасибо, батенька мой, спасибо. Кое-как устроился. А в Москве, что же, все, кажется, по-старому. Живет Москва. Вот приехал к вам…
— Тца, тца, тца… Живет Москва! Живет, а? Жена как?
Улыбка на пухлом лице Перфильева заметно сузилась.
— Спасибо, Наум Бардымович. Все живы, здоровы… Я вот, видите ли, приехал…
— Слышал, однако, — снова перебил Танхаев, — от товарищей слышал. Вовремя приехали. Молодец Павлов, помощь послал, хорошо сделал. Верно говорю, Никон Сергеевич?
— Я думаю, батенька мой, любая комиссия или ревизия уже является до некоторой степени помощью, не говоря уже…
Танхаев, потирая с мороза руки у печки, весело разглядывал Перфильева.
— Вот, вот! Правильно думаете. Такое несчастье у нас, ай-ай, как нехорошо вышло. — Танхаев неожиданно посерьезнел. — Народ соберем, в Заячьей пади дорогу проводить будем.
— Но позвольте!..
— Нет-нет, Никон Сергеевич, — увлекаясь, перебил Танхаев, — вы мне позвольте. Народ трудно поднять, сами знаете: высоко дорогу вести, лесу много корчевать, завалов расчищать много, риску много…
— Позвольте, Наум Бардымович! Но я вовсе не согласен с новым риском! — Перфильев вынул платок, отер лысый череп. — Я хотел сказать, с таким риском. Моя задача предупредить новые безумные действия… В конце концов надо запросить мнение треста…
Танхаев зло сощурил глаза.