— Ой, снегу-то! Давайте отряхну. — И, сбросив рукавицу, принялась отряхивать Житова. Бесцеремонно расстегнула ворот его шубы и, выгребая голыми пальцами снег, задышала в лицо:
— Еще простынете. Кто вас, москвичей, знает, какие вы…
— А вы, Нюся, не простудитесь?
— Вот еще! Поди, в валенки набралось? Обопритесь на меня, выбейте, а то ноги мокрые будут.
— А у вас не набилось?
Нюська выставила вперед валенок, засмеялась:
— У меня не набьемся!
Валенок плотно облегал в икре Нюськину ногу. Житов воспользовался предложением, поочередно выколотил из-за голенищ снег и тоже отряхнул Нюську.
Они не торопясь двинулись трактом. Нюська взяла под руку Житова, слегка прижалась к нему плечом.
— Что ж вы молчите, Евгений Палыч? Я вам не нравлюсь, да?
Внезапный откровенный вопрос вновь ошарашил Житова. Как ее понимать? Уж не собирается ли она снова разыгрывать его? Посмеяться? Но Нюськино лицо, обращенное к нему, было серьезно.
— Да нет, нравитесь, Нюся. Очень нравитесь…
Житов не соврал. В этот момент Нюська была так мило наивна и так хороша в этом хрустальном свете, что Житов, кажется, никогда еще не испытывал подобного ощущения близости девушки. Все в Нюське было как-то проще, откровеннее и потому приятнее, ближе. Не было далеких намеков на внимание, сложных, слишком умных происков, умышленно отвлеченных речей (это уже было знакомо Житову). Да и сам Житов, случалось, не решался вот так слишком уж просто, без обиняков… Но ведь Нюська совсем ребенок. Чудесный милый ребенок… А может быть, ее тянет к нему не сам он, а его положение технорука, единственное на весь автопункт звание инженера? И завтра же сама Нюська будет так же просто и весело делиться с подружками своей легкой победой?..
А Нюська молча шла рядом, старалась угодить в ногу, размахивая свободной рукой. И вдруг запела: громко, без напряжения, будоража ночь:
Было время, было время,
Д’было времечко одно:
Д’мы с миленочком гуляли,
Д’пели песни под окном…
Житов невольно оглянулся на тракт. Ни души. Зачем она это?.. Так вот чьим голосом восхищался он столькими вечерами!
— Это не вы ли поете частушки, Нюся?.. Я ведь вас каждый день слышал.
— Ну уж и каждый.
— Ну часто. У вас чудный голос. Знаете, как называется ваш голос?
— Как?
— Контральто!
Нюська неожиданно рассмеялась.
— Угадали. Мне учитель пения наш давно говорил.
— Так вы учитесь пению?
— А он многих учит. На пенсии он, что ему делать? Вот и ходим к нему…
— Ходим! — едко передразнил Житов. — Да как вы можете так спокойно… нет, не то, равнодушно говорить: «Ходим»! Да вы знаете, какой у вас голос! У вас же редкий дар! Вам бегать надо к учителю… только не тут, а к настоящим, знающим педагогам!.. — Житов заговорил горячо, с жаром, кажется, готовый тут же отправить ее в консерваторию, умоляя беречь и не растрачивать дарование на частушки. А Нюська слушала, прижималась к его плечу и, заглядывая ему в лицо, беззвучно смеялась.