Сибиряки (Чаусов) - страница 309

— В чем дело, дядя Егор? — выскочили из кабины водители.

— Дорога-то, глянь! И когда это успели сделать, а?

— А я думал, ты медведя придушил, дядя Егор! Из-за тебя в валенки снегу насыпал! — закричал один из водителей.

— Так ведь дорога-то! — гудел в свете фар восторженный Николаев. — Если так до Якутска пройдет, мы и за две недели докатим!

А позади одна за другой вставали, грудились остальные машины. Водители выскакивали из кабин.

— Чего встали? Зарылись?

— Да нет, тут дядя Егор дорожкой любуется. — И опять Николаеву — Валяй, дядя Егор, кати до Якутска!

Колонна двинулась дальше. В ярких лучах ослепительно белыми кажутся сугробы обочин, искрится легкий, падающий из черноты неба куржак, вырастают, медленно уплывают назад, в стороны, хвойные горы. Извиваясь, набегает, падает под колеса узкая ледяная дорожка. И оборвалась. Николаев круто затормозил. Машина, пройдя по инерции юзом, зацепила обочину, развернулась, уперлась фарой в сугроб. Николаев погасил свет, растолкал соседа.

— Спишь, профилактика? А ну, подымайсь, парень! — И сам вывалился из кабины.

— Чего опять встал, дядя Егор! — закричал водитель подошедшей сзади машины.

Николаев, проваливаясь в снегу, обходя ЗИС, сердито басил:

— Любуюсь! Иди-ка ты теперь полюбуйся, парень. Приехали!

И снова нагнала, сгрудилась вся автоколонна. Шоферы, не желая больше купаться в снегу, кричали из кабин:

— Поехали! Чего встали! Хватит дурить!..

— Вылазь! — загремел в ответ Николаев.

Кое-как пробрались к николаевскому ЗИСу.

— Ну, что у тебя, дядя Егор? Заехал?

— Дорога кончилась, парень. Кликни-ка Рублева сюда: что делать будем?

— Фьюить! — присвистнул парень. — Вот тебе и за две недели! А дальше как?

— Давай цепляй трос лучше, — перебил Николаев. — После думать станем, как и что. Машину из снега вытащить надо!

Узнав, что кончилась дорога, водители приуныли.

— Этак-то до весны доберемся!

— И то правда, ежели каждый раз такие препятствия…

Пришел Рублев. Тоже выбрался вперед, убедился, что кончилась ледянка, вернулся к столпившимся между машинами товарищам.

— Шабаш! Спускай воду! На берегу костры разведем, вечерять будем!

Водители заглушили моторы, погасили подфарники. Непривычная тишина и кромешная темень надвинулись, растворили в себе колонну. Но вот вспыхнул, сплевывая огонь, дымный факел. Еще факел. В желто-малиновом свете задвигались говорящие тени, смутно проглянул в ночи длинный караван уродливых рогастых чудовищ — и падал, падал на него сверху золотой куржак. Факелы перевалили сугробы обочин, сталкиваясь, перекликаясь, забороздили красноватую гладь снежной целины, сошлись, вытянулись в цепочку. Откуда-то сверху навстречу огонькам проступил крутой обрывистый берег, в немом любопытстве застывшие на нем хвойные великаны. Охнула, зарыдала тайга в топорином звоне. Тоскливым плачем отозвалась сова, подхватило, хохоча, эхо.