Командир батареи старший лейтенант Комаров, наклонившись ко мне, дышит прямо в лицо:
— Золотой вы народ, ребята, золотой. Школить вас надо? Надо. Командир дивизиона из-за вас чуть под трибунал не угодил, когда приказали вас отчислить. «Не дам,— говорит,— хоть к стенке ставьте. Это готовые командиры взводов, батарей и дивизионов. Они лучше нас будут воевать, и не тратьте их по мелочам». И отстоял.
Струится танго «Брызги шампанского», шуршат танцующие пары. За занавешенным окном молчит осажденный город.
У Марины сегодня какое-то бесшабашное настроение. Подсела ко мне, обхватила за шею, обожгла дыханием щеку:
— Пойдем станцуем, чумазик.
У нее странная привычка: с кем бы ни разговаривала, с начальством или подругой, внимательно, даже жадно разглядывает лицо. Невольно становится не по
себе.
— Может, это мой прощальный бал,— призналась она.
— И куда? — усмехнулся я.— В высший свет?
— В высший свет или кромешную тьму — это не так уж важно.
Мы сели рядышком на диван и закурили.
— А все-таки?
— В городе люди начинают умирать с голоду. А вы в пушечки играете, палите в белый свет, как в копейку. Клепахин красивые схемы рисует, раскрашивает...
— По законам статистики, на один сбитый самолет расходуется около тысячи снарядов. По данным войны в Испании, на одного убитого приходится десять тысяч выстреленных патронов,— блеснул я эрудицией.
. Может быть... Расходуйте... А хочется не расходовать а нападать... Уничтожать. Спасать! — Марина и вздохнула а и задумалась.
Клара Савченко снова завела патефон. Он пошипел, гак капал у гранаты, п опять знакомая музыка вонзилась в душу. Марк Вернее пел:
Пройдет товарищ сквозь бои и войны,
Не зная спа, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно,
И видеть сны, и зеленеть среди весны...
Марина вдруг встала, подошла к патефону, сдернула пластинку. Патефон взвизгнул, как от боли. Посмотрела на нас с тоской, сжалась, закрыв глаза, прижимая пластинку к груди, потом с такой горечью произнесла сквозь зубы:
Любимый город может спать спокойно...
Грохнула пластинку об пол и ушла из комнаты.
Мне стало не по сабе, тоскливо и гадко, словно я в чем то сильно-сильно виноват.
Клара подбирала обломки пластинки. Комбат, подагрой кулаком подбородок, задумчиво смотрел перед собой. Мышкин заводил патефон.
Я вышел из комнаты и стал одеваться.
— Ты куда? — Марина стояла в дверях соседней комнаты, прислонившись к косяку.
— На позицию. Там один младший лейтенант Раки-тин, а по времени должен быть налет.
— Какой налет — снег валит. Да и добежать успеете — рядом. Оставайся!
— Нет, пойду. Надо.