Оружие убитых возят на себе старички из запаса третьей очереди. За самокрутку, добрый разговор с земляком они отдавали автомат, винтовку, пулемет. Кто проверит, сколько они насобирали оружия па поле боя и сколько доставили на склад? А тащить на себе пятнадцать километров, в мороз, с кишками, прилипшими к позвоночнику... А тут, на батарее, тоже свои ре-бя I а,
Командир батареи, политрук и мы, командиры взводов, смотрим на это сквозь пальцы. Когда осталось по одиннадцать снарядов на ствол, стоит подумать и о самообороне.
V меня теперь превосходный «ТТ» выпуска 1940 года е двумя обоймами. Его мне подарила Вера Лагутина. Отжала в сторонку, порылась в санитарной сумке и протянула мне пистолет и добротной кожаной кобуре.
Берегла Хотела Марине подарить па прощанье, когда пойдет на большое дело. Не успела.
Оставь себе. У меня четыре пушки.
Возьми. Все-таки командир огня и без личного оружия. А мне он не пригодится. Как Марина, я все равно поступить не смогу. Ведь умереть сейчас легче, чем выжить.
У нас с Верой добрые отношения, но особых симпатий мы друг к другу не питаем, а подарила мне пистолет, видимо, в благодарность за то, что ничего никому не сказал об одном случае.
Мы с ней шли через развалины Авиагородка. Оба возвращались из штаба дивизиона. Я ходил требовать зимнюю смазку для орудий. Вот-вот усилятся морозы, и летняя смазка замерзнет. А Вера выпрашивала медикаменты. Ей немного дали, а мне заявили, что зимней смазки на складах нет.
Светило солнце. Снег искрился и визжал под сапогами. Было тихо. И вдруг перед нами взлетели огромные столбы земли. Загрохотало, стало темно. Мы с Верой забились в какую-то ямку. На нас сыпалась мерзлая земля и кирпичная пыль. Потом я понял, что мы попали под огневой налет дальнобойной артиллерии, снаряды ее падают со скоростью, превышающей скорость звука, поэтому сначала видишь взрыв, потом слышишь визг, и после долетают звуки выстрелов.
Что-то душило меня и влажное, горячее трепетало в ухо. Чуть очухавшись, я понял, что Вера, прижавшись ко мне, торопливо шептала: «Погибаем за Родину... погибаем за Родину...»
Когда налет прекратился, мы бегом направились на позицию и больше не разговаривали ни о чем. И вот теперь она мне подарила пистолет.
Вчера вечером вернулся из города политрук батареи капитан Луконин. Я застал его в землянке командира батареи.
В расстегнутой шинели он сидел возле печки, шапка с распущенными ушами была сдвинута на затылок, глаза красные, а все лицо в глубоких морщинах. Мне показалось, что политрук пьян. Он даже покачивался, сидя на табурете. Потом посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил: