Желтенький «Пежо» затормозил. Молодые люди спешно забрались в салон и хором скомандовали смуглому сухонькому арабу за рулем:
— Улица Боне!
Через пятнадцать минут молодые люди уже раздевались в прихожей заказанной накануне сауны. Вскоре сюда подтянулись остальные мстители.
— Ну что, по пивку? — предложил Белуха. — У меня есть хороший тост! Круто мы их сегодня сделали, а?
Они чокнулись бутылками и довольно рассмеялись. Напряжение все еще не отпускало — но это было ненадолго.
* * *
Старик появился снова через два дня — в баре «Крот». Взял у стойки стакан вина, подсел к их столику, расстелил газету. Молча указал пальцем на заметку с репортажем о трагедии у полицейского участка, в строку, где говорилось о двух погибших. Выложил небольшой сверток. Ткнул пальцем в упоминание о трех раненых, поместил рядом еще конверт. Причмокивая, выпил вино. Оставил рядом с опустевшим бокалом пакет и предупредил:
— Только бога ради, не держите дома или при себе. И не доставайте без перчаток… — Он закашлялся в кулак, поднялся и, опираясь на палку, побрел к выходу.
Белуха тут же подтянул свертки, заглянул сбоку и сделал большие глаза.
— Бабки… — бесшумно произнесли его губы.
Филипп прибрал пакет. Он, и не заглядывая, знал, что находится внутри, и его душа запела от восторга: теперь у них есть патроны!
* * *
Взяли Дюпре утром, по пути на работу. Отвезли в хорошо знакомый теперь комиссариат, долго держали в комнате с огромным зеркалом на одной из стен. Только около полудня к нему вошли двое полицейских в штатском, сели по сторонам:
— Мы все знаем, — сказала женщина. — Тебя видели возле того дома. Сейчас будет опознание, и тебе предъявят обвинение.
— Ты идешь по первому сроку, поэтому есть шанс, — добавил полицейский. — Напишешь признание — пойдешь по облегченной процедуре судопроизводства, получишь вдвое меньший срок. Свидетельницу привезли, сейчас готовится помещение для опознания. После опознания пойдешь уже по сумме доказательств, признания побоку.
— Десять лет — или двадцать пять, — продолжила женщина. — Решать тебе. Тебе дать бумагу, или ты идешь с нами?
У Филиппа по спине пополз гаденький холодок. Попался! Его все-таки поймали.
Двадцать пять лет! Это почти что вечность. Дюпре даже не мог себе представить, что это такое — двадцать пять лет. Целая его жизнь от начала до конца, и еще немного! Но десять лет — были столь же непостижимым кошмаром.
«А может, не узнают?» — шелохнулась в его душе слабая надежда.
— Ну, что решил? — Женщина стала подниматься.
— Пошли, — пожал он плечами.
— Теряешь шанс, — опустилась она обратно.