И тут наложница Арсинои выпустила остро отточенную, умело отравленную стрелу.
— Я была некогда столь же, если не более целомудренна, чем Береника, — возразила тирренка с великолепно разыгранной обидой — Увы, после несчетных надругательств, коим я поневоле подверглась в первые же недели пребывания на острове Крит, оставалось либо рассудок утратить, либо стыд отринуть!
«Браво!» — мысленно сказала Алькандра.
«Гадина!» — мысленно воскликнула Арсиноя.
Ибо уж если кто из гарема и поражал ее разнузданностью и бесстыдством (а читатель, вероятно, понимает: поразить Арсиною в постели было весьма и весьма непросто), если кто и утомлял царицу безудержными натисками, то это Лика...
Причем Арсиноя убедилась в выдающихся способностях тирренки немедленно, сразу по прибытии той на Кефтиу...
«Браво! — опять подумала Алькандра. — Как видно, девочки поняли свое положение и решили спасаться сообща. Дружно винить во всем одну лишь повелительницу... Разумно».
По недосмотру ли, намеренно ли, но верховная жрица отнюдь не препятствовала свидетельницам общаться и советоваться.
Она вполне резонно рассудила: так будет гораздо лучше.
Оторванные от родины, беззащитные, по сути, никому не нужные пленницы могли рассчитывать на мягкость местных законов лишь выступая в роли пострадавших.
Оправдываясь безвыходным заточением.
Насилием.
Ссылаясь на угрозы и принуждение.
И, таким образом, неопровержимо доказывая: царица Арсиноя споспешествовала отвратительнейшей разновидности морского разбоя — работорговле.
Причем сама, вопреки священнейшим законам и вековым обычаям, чтимым и соблюдаемым любым и всяким настоящим критянином, владела тремя десятками рабынь, которых подвергала унижению, караемому смертной казнью.
Однако, царей кефты не казнили. В худшем случае (а иного уже и быть не могло), венценосной чете вместе с отпрыском грозило пожизненное лишение земли, воды и огня.
Сиречь, позорное изгнание.
Двадцать дней подряд, без отдыха и перерыва, длилось разбирательство...
Усердное.
Подробное.
Пристрастное.
Поникшая, ко всему притерпевшаяся Арсиноя почти равнодушно выслушала бойкую речь Сильвии.
Вполне и всецело пришедшая в себя после постельной трепки, полученной от Рефия, Ревда, Клейта и Кодо, красавица долго распространялась о том, как ее, неопытную семнадцатилетнюю девушку, едва успевшую выйти замуж, соблазнила и заставила остаться в гареме искушенная развратница, только по неведению подданных продолжавшая числиться государыней.
Иного Арсиноя и не ждала.
— Почему же ты не уведомила Великий Совет о свершившемся злодеянии? — строго спросила Алькандра.