Записки охотника Восточной Сибири (Черкасов) - страница 396

Потом, знаешь ли, как лопнуло у него брюхо — с жару-то, что ли? — так я упал навзничь и насилу опомнился. Опомнившись, сел на валежину, сижу и думаю: что делать? Бежать в завод да и объявить — никто ведь не поверит, что так случилось. Все скажут, что я убил его да и начал жечь, чтобы следы скрыть. Бросить тело — так тоже нехорошо: узнают, что был на току, затаскают потом по суду, да, пожалуй, и в тюрьму попадешь чисто ни за что!.. Да и вороны христианское тело пакостить станут. Зарывать же в землю — долго, нечем, да и земля-то у нас мерзлая. «А, — думаю, — я не виноват, совесть моя чиста, бог простит да рассудит мое дело». Взял да и столкал тело опять на огонь. А сам собрался поскорей да ну-тко домой, ну-тко домой. Бегу, бегу да оглянусь, думаю, не видит ли кто-нибудь, а то беда! Как пришел домой — лица на мне нет. Хозяйка ко мне и привязалась: «Что ты, мол, такой бледный? Не случилось ли чего-нибудь с тобой? Не зверь ли поранил?» «Какой тебе зверь? Видишь, дура, что пристала, да и только». Ну, одним словом, взял на молчок, никому не сказал об этом ни слова, а то скажи-ка жене, так завтра же все бы узнали, вот и стали бы говорить, что Митрий человека сожег… Одного только я боялся: думаю, как бы мне пьяному не проговориться, а то, брат, никакая сила меня не возьмет. Только на другой год на духу батьке сказал я про это дело да вот теперь тебе, а то никому больше ни разу не открывался…»