Он не мог спать. Не мог спокойно сидеть. Не мог сосредоточиться. Всякий раз, когда от ветра начинали постукивать ставни, его сердце взлетало и воспаряло как птица. Ему слышались звуки. Он мерил шагами дом-пещеру, вновь и вновь видя воочию, как Ли стаскивают со сцены, вновь вновь слыша ее последний крик сквозь вопли толпы в «Азиатском ветре».
Он постоянно звонил на остров Фрай, чтобы поговорить с родителями, но обе линии были все время заняты. Почти в четыре утра наконец пробился. Эдисон велел ему быть на островке в восемь, потом передал трубку матери. Фрай чувствовал, как Хайла изо всех сил старается придать голосу непоколебимый оптимизм.
— Я почему-то знаю, что с ней все будет в порядке, — уверенно произнесла Хайла. — Знаю, и все. Молись, Чак. Помогает.
— А я вот собрался утром приехать к вам, — сказал Фрай.
Хайла растерялась.
— О, Чак, как это здорово.
— Мы вернем ее, мама. Я тоже знаю.
Он взвесил на руке сигарный ящик, потряс его, поднес к уху, словно то был рождественский подарок, и поставил на место. Внутри что-то твердое. Весит около фунта. Живое, растительное, минеральное?
Ни на минуту не забывая о запрете Беннета, Фрай все же стал открывать ящик, слой за слоем снимая серебристую, липнущую к пальцам, водонепроницаемую бумагу. Он поднял крышку, заглянул внутрь, затем вытряхнул содержимое: видеокассету в черном футляре, перемотанную на начало.
Фрай вставил кассету в магнитофон, приглушил звук и начал смотреть. Плохие цвета, камера дергалась во время съемки. Затем возник Нгуен Хай, молодой лидер вьетнамской диаспоры, одиноко сидящий… в ресторане?
Вот Хай посмотрел на часы. Сделал глоток чаю из чашки. Через пятнадцать секунд появился какой-то человек в футболке и саржевых брюках, с кожаным дипломатом в руке и в темных очках. Он был довольно высок, с развитой мускулатурой, с хватким взглядом — когда снимал очки. Незнакомец носил рыжие усы — тяжелые, опущенные вниз. Пожав друг другу руку, они сели и начали тихонько беседовать. Нгуен принял у незнакомца дипломат. Опять разговаривают. Рыжеусый удаляется. Хай закуривает сигарету, ждет полминуты, затем кладет дипломат перед собой, открывает крышку и демонстрирует на камеру аккуратные пачки двадцатидолларовых купюр. Потом Хай улыбнулся, закрыл дипломат и ушел.
Изображение исчезает, затем опять появляется Нгуен — или, во всяком случае, кто-то очень похожий на него. Этот человек пока находится далеко от камеры, он стоит под деревом у гуманитарного корпуса в университетском городке. Съемка, должно быть, велась ранним утром. Студентов не видно. Нгуена снимали сверху, из административного здания или, может, с пятого этажа особняка, в котором находится германский факультет.