Ему вдруг захотелось на далекий остров, в большой город, захотелось ослепительного движения или невидимой неподвижности; но дом-пещера с разоренными комнатами, с призраками Линды, манящими из постели, — это было все что он имел. Видение теплое и осязаемое как сама женщина. Почему каждый знает, кто ты такой, подумал он, когда хочется быть кем-то другим?
Он некоторое время постоял на углу Лесного и Приморского шоссе, где гуляющие любили собираться в летнее время года. В витрине висел плакат с силуэтом мужской головы и куском колючей проволоки. Вверху на плакате была надпись:
КОмиссия по ПРОПАВШИМ БЕЗ ВЕСТИ
Гражданский комитет по освобождению военнопленных
Митинг на Центральном пляже Лагуны
Вторник, 13.00
Приглашаются все свободолюбивые граждане
Ее третий митинг в округе за последний месяц, подумал Фрай. Он подозревал, что Лючия Парсонс откусила больше, чем могла прожевать. Она имеет многообещающие доказательства того, что узники живы. Удачи тебе, подумал он. Возврати их всех домой, всех и каждого.
Ближайший бар был темен, безнадежен и покоен. Я смешиваюсь со своей средой обитания, подумал Фрай. Я мимикрируюсь. Он казался сам себе ящерицей в джунглях, спрятавшейся среди дружественных ветвей. Заказал двойное виски, которое намерился смаковать, поскольку оно вышибло очередные пять баксов из его сбережений. Сел на табурет и стал наблюдать за бильярдными шарами, катающимися по войлоку. Звук соударений доходил до него с опозданием, как пистолетные выстрелы, а шары двигались недостаточно быстро. Его напиток исчез раньше времени. Телевизор беспрестанно падал со стены, но затем опять взлетал на место, хотя на это, казалось, никто не обращает внимания.
Как он ни старался сосредоточить внимание на бильярдных шарах, все, что он был способен видеть — это Ли, которую стаскивают со сцены, полоску тела под ее разорванным аодаем, ее вопли, усиленные микрофоном, разносящиеся по всему «Азиатскому ветру». Он видел, как она упирается, когда ее утягивали в дверь запасного выхода. Он видел ее окровавленную блузу в багажнике машины Мина.
И, может быть, лучше всего он мог представить себе разочарованный взгляд Беннета и Эдисона, когда они узнали, что он помог сбежать Эдди Во.
Но самое интересное будет, подумал он, когда я сообщу Беннету, что пропала его пленка.
Он заплатил за виски, отделился от табурета и поплелся на улицу. Брось, уговаривал он себя, меланхолия — это сестра помешательства. Ты устал. Если ты не совершаешь ошибок — это значит, что ты ничего не делаешь.
Теперь он пошел на юг, мимо «Се ля ви» и «Джорджия-бистро» к отелю «Лагуна», где он сделал остановку, чтобы поглазеть — со страхом сквозь бред — на собаку, покорно сидевшую на пляже. Ошейник выглядел новым, недавно надетым, от «Джона Уэйнеска».