— Почему ты просто не обнимешь и не согреешь меня? — Я прижалась к Финбару. — Я не хочу пока возвращаться. Здесь так красиво.
Я молилась, чтобы он не смог трезво оценить мои слова — что в его состоянии было практически невозможно, — ведь я солгала. Красоты не было и в помине. Ночь была облачной, воздух — сырым, на темной тропинке в моем саду лежали мрачные унылые тени, а повсюду под ногами — вырванные мокрые сорняки. Как ни напрягай воображение, невозможно было представить, что мы в беседке, залитой лунным светом. Я еще глубже зарылась лицом в его джемпер, и Финбар обнял меня с некоторым воодушевлением.
— От тебя приятно пахнет, — сказал он.
Я поняла, что на холоде он слегка протрезвел. Ничего страшного, я всегда могу влить в него еще немного спиртного, когда мы вернемся.
— Знаешь, кого я так же обнимал сегодня вечером? — со смехом спросил он.
Я постаралась дышать как можно ровнее и спросила весело, хотя, может быть, немного приглушенно:
— Нет, кого?
— Мэрион Френч.
— Актрису?
— Кинозвезду, — поправил он.
— Она твоя подруга?
Вдох, пауза, вдох…
— Нет, — он засмеялся, — никогда раньше не встречались. Но на этой фотосессии она была.
И передышка…
— Зачем?
— Агент проталкивает ее в этот фильм про боксеров…
Если не двигаться, мне был слышен стук его сердца.
— …Отличные могут быть сборы.
— Она очень красива.
— Она ужасная зануда.
Мне нравилась эта женщина.
— А мне бы хотелось быть похожей на нее.
— Ты могла бы дать ей сто очков вперед.
— Она очень сексуальна. — Я прижалась к нему еще сильнее, стараясь не замечать, что мы практически увязли в сорняках.
— Она ужасна. Должно быть, у нее под норковой шубой тонна стали. Что я чувствовал, так это ее сиськи — они уткнулись в меня, как недоспелые дыни.
— Прости. — Я поспешно отстранилась.
— Все в порядке, — любезно сказал Финбар. — Твоих я совсем не чувствую.
Самый сомнительный комплимент, который мне когда-либо делали.
Он немного покачнулся и сказал «Упс» — это прозвучало ободряюще.
— Она получит роль? В этом фильме?
— Ни малейшего шанса, — ответил Финбар со счастливым видом. — Клейтон-младший настоящий христианин. Не выносит сексуальную распущенность. Хочет, чтобы все было достойно, по-христиански и отличного качества. Ничего греховного! Ясно? — Он говорил, имитируя произношение кинопродюсера.
— А что вообще можно считать греховным? И, кстати, кто из нас без греха? — спросила я.
— Именно это я и сказал Джимбо. — Финбар обхватил руками мою голову и поцеловал в переносицу. — Все эксцентрики так же проницательны, как ты?
По моему телу пробежала дрожь.
— Пойдем, — позвал он, обнимая меня за плечи, — холодно, и ты вся дрожишь. Нужно вернуться в дом. — Он повернулся и изящно склонился перед примулами. — Спасибо, мои дорогие, за ваше весеннее представление.