Мимо проехали какие-то машины, одна из них притормозила, но я едва ли обратила внимание на реплику, которая повисла в воздухе. Отстраненность была моей защитой, я шла, практически не помня себя, периодически подпрыгивала и выглядела, наверное, как сумасшедшая. Думаю, такой я и была.
Я как раз переходила улицу на светофоре и смотрела на звезды, думая, что не хочу возвращаться домой и мне нужно с кем-нибудь пообщаться, когда вспомнила, что рядом живет Робин. «Я должна пойти и увидеть его», — подумала я с целеустремленностью, которая иногда посещает любого из нас. В конце концов, ведь в прошлом он частенько тревожил меня. И вот теперь я заторопилась на его улицу, абсолютно темную, за исключением уличных фонарей и единственного освещенного окна на первом этаже в одном из домов. «Удача благоволит влюбленным», — подумала я, снова обрадовавшись, — это оказалось окно Робина. И только после того, как я нажала на кнопку звонка, целеустремленность покинула меня; словно получив удар в живот, я осознала, что, возможно, это была плохая идея. Я вспомнила, в каком он был состоянии, когда его выводили из квартиры Джима. «О нет, — подумала я, — мне не стоило сюда приходить».
Я уже пробиралась назад по дорожке, когда дверь открылась. В полосе желтого света появилась фигура. Робин.
— Привет, — сказала я заискивающе, осторожно махнув рукой, — я просто проходила мимо… — И снова направилась в сторону калитки. — Просто хотела сказать тебе «привет».
Моя рука уже лежала на щеколде — это был пропуск на свободу, — но его голос (Робин был вовсе не так пьян, как я ожидала), словно раскат грома, преодолел расстояние между нами.
— Ты! — загрохотал он.
— Я, — храбро ответила я, потому что этот факт нельзя было отрицать.
— Иди сюда, — продолжал он во весь голос.
В квартире наверху зажегся свет, качнулась штора. Я отпустила свой пропуск на свободу и подошла к входной двери.
Робин выглядел, как партнер комика из фильма Дина Мартина. Галстук-бабочка сбился набок, воротник был расстегнут, волосы взъерошены, будто он спьяну, в состоянии безысходности, рвал их на себе.
— Пожалуй, я пойду, — пропела я, широко, как будто зевая, открыв рот. — Немного устала. Думаю, ты тоже… Господи, уже так поздно…
Но широкая ладонь Робина легла мне на подбородок (это напомнило мне одну из наших встреч в прошлом), и он втянул меня в дом, что значительно поколебало ощущение моей неуязвимости. Я особо не сопротивлялась. В любом случае все происходящее было безумием. Разве имел значение еще один странный поступок?
— Неплохо здесь у тебя, — светски произнесла я, когда он втолкнул меня в большую комнату справа от входа и захлопнул дверь. Разделяющей перегородки не было, поэтому пространство внутри дома оказалось студией — очень удачное решение. Похоже, ближе к входной двери у Робина была гостиная: по обе стороны газового камина стояли мягкие кресла с подлокотниками, а рядом с входом — стол, на котором возвышалась гора книг. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все они были Лоуренса или о Лоуренсе. Как и следовало ожидать. В другом конце комнаты я увидела кровать, комод и небольшой гардероб из сосны. На маленьком столике — как раз в том месте, где когда-то была стена, — стакан и бутылка минеральной воды. Квартира выглядела на удивление чистой, что противоречило моим взглядам на жизнь одинокого мужчины.